Ваня нехотя уступил:
– Ну, там написано, как порталами управлять, закрывать их, переносить даже…
– Вот именно! – кивнул Олег Иванович. – Закрывать, открывать и переносить. А теперь представьте, молодые люди, что мы нашли этот самый манускрипт, изучили и поняли, что и как. Что мы будем делать потом?
– Ну не знаю… – неуверенно протянул Иван. – Наверное, надо будет попробовать – сработает ли?
– Точно! А на чем ты, скажи-ка на милость, собрался «пробовать»? На нашем портале, на Гороховской? Так?
Ваня кивнул.
– А ты уверен, что все сработает как надо? А если мы что-нибудь не так сделаем? Вот ты, – обратился Олег Иванович к Николке, который не рвался пока поучаствовать в споре своих друзей из будущего, – ты готов остаться в двадцать первом веке навсегда? Или, скажем, просто лишиться портала?
– Нет, дядь Олег, не хотелось бы, – ответил гимназист. – А без этого никак нельзя? Может, нам на чем-то другом попробовать?
– Вот видишь? – повернулся отец уже к Ване. – На другом! А на чем, скажи на милость? А вот на этом самом подземном портале и попробуем! Так – нам от него ни жарко, ни холодно, а как объект эксперимента он очень даже пригодится. Так что, друзья мои, – и Олег Иванович встал, давая понять, что дискуссия окончена, – пока нам этот портал ни к чему. Вот сгоняем в Сирию – и вернемся к этой теме. Договорились?
– Ладно, – буркнул Ваня, а Николка мотнул в знак согласия головой. – Потом так потом, убедил.
– Вот и отлично. А сейчас – у нас уйма дел. – И Олег Иванович энергично потер ладони. – Никол, тебе, конечно, случалось бывать на Сухаревском рынке? Скажи-ка мне вот что…
Глава 3
Неделька у Яши выдалась, что и говорить, хлопотная. Для начала – Ройзман навесил на него срочное поручение, связанное с одним не в меру ретивым дельцом с Сухаревки. Тот скупал на этой главной московской барахолке старые ломаные часы; механизмы наскоро ремонтировались и вставлялись в новенькие корпуса с фальшивыми клеймами знаменитых фирм. Потом «настоящие швейцарские» (немецкие, бельгийские, да мало ли еще какие!) часы сбывались тут же, на Сухаревке – конечно, куда дешевле оригиналов. Качество подделок было самым разным – одни исправно тикали еще много лет, а другие навсегда замирали уже через пару недель. Нет, Ройзман не имел ничего против чужого гешефта, но неистребимая привычка держать руку на пульсе часового дела Москвы сыграла свою роль – и в итоге Яша уже пятый день торчал на Сухаревском рынке, таскаясь за ушлым гешефтмахером.
Об истории со слежкой на Гороховской молодой человек старался не вспоминать; несмотря на то что Ройзман остался доволен результатом и даже выплатил племяннику премию, Яша воспринимал это дело как свой провал. Да, он сумел установить, где обитают порученные его вниманию отец с сыном, но их необъяснимые исчезновения прямо посреди Гороховской улицы не давали начинающему сыщику покоя. Яша буквально печенкой ощущал, что судьба подвела его вплотную к тайне – и тут же устроила барьер, в который Яша и уперся. Но он не собирался сдаваться – отчитавшись перед Ройзманом, молодой человек еще два дня по собственной инициативе следил за подозрительным домом, но… единственным уловом стали подробные сведения о новых жильцах, которые, как оказалось, и правда приехали из Америки. Яша сумел навести справки даже в канцелярии градоначальника, благо один из письмоводителей отличался неумеренной склонностью к употреблению белого хлебного вина и как следствие – чрезвычайной словоохотливостью. Что ж, молодой сыщик знал и откуда приехали его подопечные, и где они обитают… а дальше был тупик. «Американцы» много гуляли по городу (нередко – в сопровождении того самого гимназиста), посещали магазины. Но вот случаев исчезновения Яша больше не замечал. Нераскрытая загадка продолжала грызть юношу, напрочь лишая покоя. Яков осознавал, что столкнулся с настоящим вызовом своим способностям, и не собирался так просто отступать.
Старый Ройзман не относился к числу ортодоксальных хасидов, что в большом числе обитали на западе империи, на Подолье или в Польше. А потому в свободное время охотно почитывал «некошерные», по его собственному выражению, книги и обожал пичкать племянника почерпнутыми из них откровениями. Одно из них, заповедь китайского мудреца по имени Конфуций, Яша запомнил особенно хорошо.
«Сиди спокойно на берегу реки – и мимо проплывет труп твоего врага», – учил китаец. Яша видел в этой фразе призыв к вере в высший промысел: если то, к чему ты стремишься, на самом деле тебе необходимо – запасись терпением, и судьба непременно даст тебе шанс. И тут уж только от тебя будет зависеть – разглядишь ты его в бурных волнах Великой Реки или легкомысленно отвернешься, чтобы поглазеть на какую-нибудь ерунду.
И вот сегодня Яша наконец дождался! Нет, трупа не было, хвала Творцу. Да и не воспринимал он своих подопечных как врагов – в конце концов, ничего плохого они ему не сделали, а слишком личное отношение к объектам слежки могло пойти лишь во вред делу. Скорее – Яша был благодарен тем, кто сумел подкинуть ему по-настоящему увлекательную задачку.
Слежка на Сухаревке почти подошла к концу. Пяток страниц потрепанной записной книжки Яши были заполнены заметками касательно часового ловчилы; дядя Ройзман должен был остаться доволен. Яков уже совсем собрался покинуть заполненную народом площадь, как вдруг в толпе возле развалов, торгующих всякой мелочовкой, мелькнуло знакомое лицо.
Грандиозная толкучка жила своей обычной жизнью. Напротив помпезной Шереметевской больницы, в самом широком месте Садовой улицы, колыхалось море народу; лишь по обоим краям этого столпотворения оставались узкие дорожки для проезда. Такая толпа собиралась на Сухаревке не во всякое время – особенно много публики было по воскресеньям, когда на площади вырастали ряды палаток и ларьков, раскинутых только на один день.
Торговля на Сухаревке велась случайная. Сюда ходили разыскивать украденные вещи – и недаром: ведь Сухаревка всегда считалась наилучшим местом для сбыта неправедно нажитого добра. Добычу доставляли сюда возами или тащили под полой, украдкой озираясь по сторонам и выискивая палатку доверенного барыжки. Товар немедленно выставлялся на одном из бесчисленных сухаревских развалов; нередко он отдавал дымком пожара и уж почти наверняка был полит горючими слезами – от бедности и безысходности.
Пройдох, предлагавших доверчивым москвичам мебель, платье «сухаревской работы», было здесь не счесть – в этом отношении новый подопечный Яши, ушлый часовщик, вовсе не выделялся из общей массы. Сухаревка всегда жила одним лозунгом: «На грош пятаков». Кого-то гнала сюда нужда, кого-то – жажда прибыли, но многие являлись на Сухаревку ради своей страсти: во всякое время здесь можно было встретить собирателей, коллекционеров, нумизматов – тех, кто привык терпеливо рыться в отвалах пустой породы, выискивая редкие алмазы или камешки с прожилками самородного золота.
Среди коллекционеров встречались настоящие знатоки, скажем, фарфора или старого серебра; но таких было немного. По большей части здесь жаждали купить за «красненькую» подлинных фламандцев или краденую бриллиантовую брошь за полста, чтобы потом перепродать с барышом. Хотя наверняка и картина окажется ученической мазней, и бриллианты – из дешевого стекла; публика все равно шла сюда, лелея свои мечты и упрямо ища «на грош пятаков».