А Лейтнер, опробовав круизер, предложил продолжить знакомство позже, в приватной обстановке. Дело намечалось серьезное – Олег Иванович не сомневался, что фабрикант будет говорить о поставках узлов велосипедов. И он заметил, как вспыхнули глаза Меллера. Похоже, фабрике «Дукс» предстояло возникнуть на несколько лет раньше срока.
Олег Иванович успел побеседовать и с Никоновым и остался очарован обходительным лейтенантом – так импонировала ему тонкая ирония моряка. Мужчины обменялись визитками и условились о встрече как-нибудь, на днях.
Глава 7
Яша трясся в пролетке рядом с Марьяной, в обнимку с корзинами, и в который уже раз прокручивал в голове прошедший день. Да, сегодня в копилку попала масса интересного: и ажиотаж, вызванный появлением его подопечных на празднике циклистов, и восторги по поводу их машин, и уже знакомый Якову лейтенант.
Взгляды, которыми обменивалась кузина моряка с Ваней, не укрылись от внимания юного сыщика. Яков и сам не мог объяснить, к чему он собирает эти сведения: ощущение тайны все не покидало молодого человека.
Наконец пролетки остановились у дома на Гороховской. Яша помог разомлевшей Марьяне подняться наверх, отнес на кухню корзины и принялся перетаскивать велосипеды. И не зря: улучив момент, он заглянул в одну из наваленных в мастерской коробок. Ее содержимое оказалось, мягко говоря, необычно – серые, жуткого вида гуттаперчевые маски с ребристым хоботом и круглыми стеклянными глазами, черные ремни, увешанные сумочками из неизвестной, но очень плотной ткани со странными застежками – Яша так и не смог их открыть. Ему смерть как хотелось сунуть одну из непонятных вещичек в карман, чтобы разобраться на досуге, но молодой человек сумел себя пересилить. Задвинув ящик с его загадочным содержимым в угол, он накрыл велосипед рогожей и, от греха, покинул мастерскую – не хватало еще и попасться! Яша шел по следу и не собирался сворачивать; правда, и сам не понимал, куда ведут эти поиски.
Надо сказать, что пищу для размышлений получил не один только Яша. Лейтенант Никонов тоже вернулся из Петровского парка в задумчивости. Отужинав с сестрой и ее супругом, моряк сказался уставшим и удалился к себе. Но отдыхать не стал – наоборот, присел за стол и, положив перед собой лист бумаги, принялся заполнять ее аккуратным, бисерным почерком.
За окном темнело. Тени в углах Спасоглинищевского переулка быстро густели, наливаясь чернильной тьмой; лампа в зеленом абажуре тускло освещала стол и стены, а потолок комнаты тонул в темноте, накрывая Никонова шатром полумрака…
Лейтенант приводил в систему все те странности, которые успели накопиться вокруг его новых знакомых. Он уже давно думал о загадке, которую подкинули ему Ваня с Николкой; узнав же о том, что мальчик с отцом прибыли в Россию из Русской Аляски, Никонов, поддавшись внезапному импульсу, решил навести справки об американских гостях. Благо труда это не составило – в канцелярии градоначальника офицеру легко дали необходимые сведения, ну а потом в ход пошли связи.
Согласно выписке, полученной от пройдохи-делопроизводителя (она обошлась Никонову в полтора рубля серебром), Олег Иванович с Ваней прибыли в пределы империи из Персии, через Баку. В их бумагах имелись все положенные отметки с бакинской таможни, однако паспорт, необходимый иностранцу для пребывания в России, был выдан не как положено, бакинским градоначальником, а здесь, в Москве. Никонов, и так испытывая некоторое неудобство от того, что он, морской офицер, вынужден заниматься, в сущности, жандармским промыслом, не стал расспрашивать чиновника об этой странности. Имелся и другой путь – один из товарищей Никонова по Морскому корпусу командовал канонерской лодкой на Каспийской флотилии. Каспий служил чем-то вроде места ссылки для проштрафившихся или попавших в немилость офицеров флота; однокашник Никонова угодил туда из-за некрасивой истории с карточными долгами. Но лейтенант не стал, подобно многим сослуживцам, прерывать отношения с опальным товарищем. Вот ему-то и написал теперь Никонов с просьбой навести справки об Олеге Ивановиче и Ване. Моряк нисколько не сомневался, что столь колоритные путешественники ни в коем случае не могли остаться незамеченными в азиатском Баку, где европейцы вообще были наперечет.
Ответа из Баку Никонов ожидал буквально со дня на день – желая ускорить дело, он воспользовался телеграфом, поставив, после некоторых колебаний, на послании казенный гриф. Оставалось пока лишь гадать, что за ответ придет с берегов Каспия, но лейтенант чувствовал – вне зависимости от его содержания, объясниться с новым знакомым все же придется. Открытка со зловещей надписью на японском, с которой все и началось; манера речи, не имеющая ничего общего (Никонов был уверен в этом) с говором русских выходцев с Аляски; навыки обращения с оружием, продемонстрированные мальчиком; сегодняшний фейерверк технических диковин… Вокруг этих двоих скопилось слишком много вопросов, и Никонов был твердо намерен получить ответы хотя бы на часть из них.
А пока следовало продолжить столь удачно завязавшееся знакомство, благо повод к тому имелся, и вполне приличный. А заодно – прощупать нового знакомого в достаточно неожиданной для него обстановке. У Никонова имелся в Москве один приятель – и с его помощью лейтенант надеялся разговорить загадочного американца, да так, что тому некуда будет деваться. А сегодняшнее знакомство позволяло сделать это, не нарушая правил хорошего тона.
Глава 8
Под ногами мерзко хлюпало. Застоявшийся смрад был таким густым, что его, казалось, можно было резать ножом. Дно тоннеля покрывал слой топкой дряни; чтобы не увязнуть в нем по колено, приходилось держаться у стены. Яша проклинал себя: ну зачем понадобилось спускаться в эту клоаку? Нет чтобы дождаться, пока бестолковые барчуки вдоволь измажутся в подземельях и сами выберутся наверх! Ну чего такого могло быть там, кроме грязи, крыс и смрада?
Но жалеть было поздно. Когда, поддавшись мгновенному порыву, Яша полез вслед за мальчиками под землю, еще не поздно было одуматься. Да и когда они отошли от лаза на полсотни шагов – можно было на ощупь добраться до выхода. Но теперь, когда троица миновала уже четвертый или пятый поворот, путь назад был отрезан. Яша мог лишь следовать за далеким светом и молить бога Авраамова, чтобы тот не дал ему отстать: своего фонаря у Яши не было. Правой рукой он старался не отпускать стены; порой пальцы попадали во что-то ледяное, мерзко-осклизлое, мягкое. Яша несколько раз падал в вонючую жижу на дне тоннеля, а кольцо света неумолимо уходило вперед, заставляя вставать и, проклиная собственную дурость, плестись за неверным отблеском фонарей. Поначалу Яков боялся, что Ваня с Николкой, обернувшись, увидят незваного попутчика; но теперь он был готов заорать, привлекая их внимание. Один раз, когда нога, оскользнувшись, провалилась в какую-то дыру, Яша и правда завопил; но звук поглотила липкая, смрадная тьма. А фонари уходили все дальше по бесконечному коридору…
Сначала Яша пытался считать повороты, но мальчики, как назло, часто меняли направление. На развилках тоннелей Ваня с Николкой останавливались и принимались совещаться – лучи плясали по стенам в такт поворотам голов. А Яша прижимался к заплесневелым кирпичам, забыв о том, что только что готов был звать на помощь. Один раз он потерял осторожность настолько, что замер в десяти шагах от мальчиков, успев лишь втиснуться в узкую нишу, и видел, как Николка (сейчас он различал мальчиков только по росту) медленно поворачивался на месте, водя перед собой проволочной загогулиной. Его спутник, Ваня, потушил фонарь, поднял руку, и Яша, оцепенев от ужаса, увидел, как на стене возникла большая, светящаяся лиловым стрела-указатель
[129]
. Иван включил фонарь, и знак исчез. Когда мальчики покинули развилку, Яша ощупал то место, где появлялся загадочный знак. Но не нашел ничего; лишь пальцы его пахли чем-то резко химическим.
