Дождь слегка поутих, но переставать, как видно, не собирался. Я плюхнулась на сиденье, достала сверток и утрамбовала его в рюкзачок. Возвращаюсь не с пустыми руками.
Выехав на трассу, ведущую к городу, я прибавила скорость. Я вовремя оставила этот гостеприимный дом с его веселыми обитателями, которые, возможно, уже колотили посуду. Нескучная у меня работенка!
Вот уж не предполагала, что соберется такая компания. Надолго им запомнится этот вечерок!
* * *
Когда я наконец снова очутилась дома и, стащив с себя мокрую одежду, легла в горячую ванну, в моей голове почему-то возник образ Сергеева. Я попыталась отогнать его, но он упорно преследовал меня. Это был очень странный образ, совершенно не похожий на реального Степана из жизни. Он был совершенно голым, если не считать цветных семейных трусов почти до колен, из которых торчали худые волосатые ноги, обутые в черные лаковые туфли.
На тоненьких ножках каким-то необъяснимым чудом держался мощный торс, достойный Ильи Муромца, весь покрытый клоками рыжей шерсти. Венчала эту, мягко говоря, странную фигуру огромная лохматая голова на тонкой шее. Звериный оскал пасти не оставлял никаких сомнений в намерениях этого загадочного существа из потустороннего мира. На Сергеева оно походило разве что цветом волос, но почему-то я была уверена, что это именно Степан.
Наконец видение исчезло, растворилось в прозрачной дымке.
Что бы это могло означать? Уж не то ли, что Сергеев — один из немногих, кому известен мой адрес, — знает, может быть, и Гарулина, необязательно лично. Но какой для него смысл сообщать Гарулину мои координаты?
Горячая вода, согревая продрогшее тело, помогала выстраивать сумбурные мысли в четкую логическую цепочку.
Сергеев, как начальник Ларионова, не мог не знать, какой материал готовит последний. Степан далеко не дурак и не мог не догадаться, почему я интересуюсь адресами его сотрудников. Знает он также, что я всегда довожу начатое дело до конца и запугать или купить меня практически невозможно, следовательно, меня нужно элементарно устранить на время или навсегда. Но, отдавая себе отчет, что правдоподобие еще далеко не реальность, я заключила, что мое предположение верно лишь в том случае, если документы у него.
Какую же роль во всей этой истории играет Рахмонов? Предположим, что Ларионова действительно убил Рахмонов. Это можно было бы легко выяснить, если бы у меня под рукой была лаборатория. Сделав сравнительный анализ крови с пепельницы, которую я нашла на месте убийства Ларионова, с бурыми пятнами на рубашке и джинсах Рахмонова, я могла бы с полной определенностью сказать, является ли он убийцей, если он, конечно, не дает свою одежду напрокат…
Телефонный звонок, заглушенный отчасти шумом воды, достиг моего слуха. Пришлось выбираться из ванны. Я довольно резко встала, так что вода выплеснулась через край. Набросив махровый халат и оставляя на паркете влажные следы, заскользила к телефону.
— Слушаю вас, — сказала я, торопливо подняв трубку.
— Татьяна Александровна, здравствуйте, это Шарков вас беспокоит. Вы еще не спите?
— Добрый вечер, Эдуард Игоревич. Нет, я еще не ложилась.
— Вас очень трудно застать, поэтому я звоню в такое неурочное время, — извиняющимся тоном произнес Шарков.
— Да, действительно, сегодня у меня был весьма напряженный день, я только что вошла.
— Как наши дела? — с легкой тревогой в голосе спросил Шарков.
— На месте не стоят, — бодро ответила я, — хотя понадобится еще некоторое время и, как вы понимаете, деньги.
— Само собой разумеется, — с готовностью ответил Шарков. — Когда же мы встретимся?
— Погодите, — на секунду задумалась я, — может, вы заедете ко мне завтра утром, скажем, часиков в десять?
— Конечно, какие проблемы, — удовлетворенно ответил Эдуард Игоревич.
— Тогда до завтра? — Я смахнула мокрую прядь со лба.
— Всего хорошего, — вежливо попрощался Шарков.
Я снова забралась в горячую ванну и, с удовольствием вытянувшись в ней, вернулась мысленно к Рахмонову.
Завтра мне надлежало заняться им вплотную. Конечно, я уважаю кропотливый труд криминалистов, но если есть возможность не загружать их дополнительной работой и обойтись своими силами, я стараюсь использовать свои методы, которые не раз подтверждали свою эффективность. Один из этих методов — рассчитанное психологическое давление.
Люди, в большинстве своем, существа весьма слабые, доверчивые, подверженные всяческим страстям и стрессам, не говоря уж о страхе смерти. К тому же человек, знающий за собой какие-то грешки, становится вдвойне уязвимым. Я рассчитываю не на то, что его восстающая совесть окажется моим союзником в деле разоблачения его неблаговидных поступков, а на то, что неустранимая фактичность этих поступков все равно рано или поздно обнаружится. А если софит пограничной ситуации умело направить на его бледное лицо, ослепляя его и резкой вспышкой высвечивая темный силуэт его казуистического прошлого, то эта фактичность выстрелит вам прямо в лоб. Этому меня научил почти вековой опыт западного психоанализа.
Шанс, что документы у Рахмонова, хоть и незначительный, все же имеется, и поэтому скидывать его со счетов пока не следует.
Завершив свою интеллектуально-аналитическую помывку и подумав о самой себе: «Красиво излагает, собака», — я решила, что неплохо было бы чего-нибудь съесть, хотя, говорят, поздний прием пищи не идет на пользу организму. Но что касается меня, то я легко расстаюсь с лишними калориями в силу значительных физических и умственных усилий, которых требует моя работа.
Обжарив накрошенный лук до золотистого цвета, я кинула на сковороду несколько ломтиков ветчины и, подвергнув их той же процедуре, разбила туда пару яиц. Аромат жареного лука, перемешиваясь с запахом копченого мяса, приятно щекотал ноздри. Но более всего впечатлял вид двух маленьких солнышек, соблазнительно шкворчащих и подрагивающих на «тефали».
Запив эту немудреную пищу стаканом томатного сока, я направилась в опочивальню. Но перед тем, как рухнуть на мою антикварную кровать, присела перед зеркалом.
Открыв баночку «Клиник», я кончиками пальцев нанесла крем на лицо и шею и осторожно распределила его по всей поверхности. Его маслянисто-влажная прохлада приятно освежила кожу. Ну а теперь — в постель.
* * *
— Замечательный у вас кофе, Татьяна Александровна! — восхищенно причмокивая, с улыбкой произнес Шарков, который застал меня за завтраком.
Я с ходу предложила разделить со мной мою трапезу, но он, заверив меня в том, что не голоден, согласился только на кофе.
— Где вы берете такой кофе? — лукаво поинтересовался он, опуская чашку с блюдцем на стол.
— Может быть, еще? — гостеприимно поинтересовалась я и только после этого ответила: — Это подарок знакомой колдуньи.
— Колдуньи? — удивленно переспросил он, благодарно кивнув, когда я поднесла к его чашке дымящуюся джезву.
