– А как насчет маршалов Нея и Сульта? Думаю, они останутся верны королю.
– Я бы не стал на это рассчитывать, – возразил Рэтборн. – Кто им Людовик? Они служили прежнему господину пятнадцать лет. Наполеон Бонапарт всегда останется для них на первом месте, и ему они обязаны верностью.
– Может быть, и нет. Пока еще рано высказывать столь мрачные прогнозы.
– Как знаешь. Мне нужно два дня, чтобы устроить свои дела. Через три я смогу прибыть в Брюссель. Пусть знают, что я хочу служить в своем прежнем полку. Кто будет командовать нашей кавалерией?
– Веллингтон запросил Комбермера, но получит Аксбриджа. Думаю, что Железный Герцог все еще дуется из-за скандала, связанного с Аксбриджем и его родственницей.
– Сомневаюсь, что дело в Веллингтоне. Оба они первоклассные командиры, но мне ничуть не жаль, что я буду служить под командованием Аксбриджа.
– Ты ведь служил с ним в Испании в Седьмом полку? Официально ты будешь значиться майором лордом Рэтборном и одним из адъютантов Аксбриджа.
– Благодарю. Я знаком с порядком.
Через несколько минут Смайт-Джонс уехал от Рэтборна, и граф принялся давать слугам указания. Он велел приготовить к рассвету карету и самых резвых лошадей, чтобы помчаться без промедления в Хенли и привезти Дейрдре в Лондон. Рэтборн сообщил матери и сестре, чтобы они готовились к его свадьбе, которая должна состояться через сутки в Рэтборн-Хаусе, а затем заперся в кабинете с Гаем Лэндроном. Ему нужно было привести в порядок свои дела. Он хотел основательно обеспечить будущее Дейрдре в соответствии с условиями своего вновь составленного завещания.
– Я хочу, чтобы ты, Гай, оставался здесь с Дейрдре присматривать за моими делами.
– Возможно, она захочет сопровождать тебя в Брюссель. Пока что там нет настоящей опасности.
– Я буду настаивать на том, чтобы Дейрдре осталась в Англии, – решительно заявил граф.
Проведя беспокойную ночь, он поднялся с рассветом и занялся подготовкой к путешествию и выбором слуг, которым предстояло его сопровождать. В доме и на конюшнях царила суета.
Побег Бонапарта обсуждался всеми жителями Лондона. Когда Рэтборн прибыл в дом миссис Дьюинтерс в Челси, она встретила его так, будто ожидала его приезда.
– Все будет как в добрые старые времена, – сказала она задумчиво и окинула графа проницательным взглядом, отметив про себя его отличную воинскую выправку.
– Значит, ты отправляешься?
– А ты сомневался? – вопросом на вопрос ответила миссис Дьюинтерс хрипловатым голосом.
– Ты хороший агент, Мария, – заметил граф.
– Как бы я ни восхищалась тобой, Гарет, мое участие в военных действиях – личное дело. Ты ведь знаешь, что произошло с моей семьей в Испании. Я никогда этого не забуду и не хочу забывать.
– Значит, это нечто вроде личной вендетты?
– Не стоит говорить со мной столь насмешливо и надменно. А как насчет твоих мотивов? Ты не заинтересован в победе? Я часто гадала, что вовлекло тебя в такую деятельность.
– Личная заинтересованность. Мне внушают отвращение грандиозные планы этого маленького человечка, сделавшего себя императором Европы. Сегодня – Франция, завтра может наступить очередь Англии. К тому же ты ведь отчасти француженка, Мария. Не думаю, что ты можешь видеть вещи в таком же свете, как я.
– И это вызывает у тебя подозрения? Ты забываешь, что мой муж был испанцем, как и сын.
На лицо миссис Дьюинтерс набежала тень, и она отвернулась.
Зная, что Мария презирает внешние проявления сочувствия, Рэтборн взял перчатки и собрался уходить.
– А как насчет Дейрдре? – вдруг спросила миссис Дьюинтерс, когда он уже дошел до двери. – Что подумает она?
Рэтборн обернулся и посмотрел на нее выразительным взглядом.
– Ничто из прошлого не должно ее коснуться, ни малейшего намека на роли, которые мы с тобой будем вынуждены играть в следующий месяц и до тех пор, пока все не будет кончено.
– Понимаю, – ответила Мария, безуспешно пытаясь скрыть боль, которую причинили ей слова графа.
Когда Гарет вошел в Рэтборн-Хаус, его вдруг охватило нехорошее предчувствие. Мать встретила его холодной улыбкой и коротко сообщила о том, что О'Тул дожидается его в кабинете.
Гай Лэндрон как раз приблизился к кабинету, когда из дверей выходил О'Тул.
– Черт возьми всех женщин, чтобы им сгореть в аду! – отчаянно ругался он. – Черт возьми всех этих лживых сук! И подумать только – она мне нравилась!
Лэндрон с опаской открыл дверь кабинета и остановился на пороге. Граф стоял к нему спиной, в задумчивости глядя в окно. Гай вошел, осторожно притворив за собой дверь.
– Гарет, что случилось? – спросил он, пытаясь не выдать голосом беспокойства, вызванного новым и неожиданным поворотом дел.
– Она обвела меня вокруг пальца и сделала это по-королевски! – ответил Рэтборн с чувством, потом добавил с горькой усмешкой: – Удивляюсь, и как это правительство его величества полагается на созданную мной шпионскую сеть! Господи! Каким глупцом она меня выставила!
– Где она?
– На пути в какое-то Богом забытое захолустье в Шотландии. Так сказала горничная леди Фентон О'Тулу. Эта чертовка отправилась в Хенли вместо Дейрдре.
– А как насчет Сен-Жана? Он что-нибудь знает?
– Его не могут разыскать. Не сомневаюсь, что он умчался в Шотландию вместе с Дейрдре.
– Что ты собираешься делать?
– А что я могу сделать? Ничего! Гарет помолчал, а затем зло добавил:
– Надеюсь, что никогда больше ее не увижу! Его лицо было похоже на безжизненную маску.
– Уничтожь составленное мной завещание, Гай!
– Конечно.
– Но сделай приписку к оригиналу на случай, если Дейрдре... – Рэтборн засмеялся, затем отвернулся к окну и бросил через плечо: – Если Дейрдре родит ребенка в следующие девять месяцев, я хочу, чтобы большая часть моего состояния досталась сыну или дочери.
Наступило тягостное молчание. Когда Лэндрон наконец обрел дар речи, голос его был хриплым от гнева:
– Что, черт возьми, ты с ней сделал, Гарет?
Эти слова словно прорвали плотину сдерживаемого гнева. Рэтборн подскочил к Лэндрону. Лицо его было искажено злобой, глаза пылали, как горящие угли:
– Мне плевать на то, что она не хотела этого, хотя не понимаю, почему я тебе говорю об этом. Какого черта! Ты не мой духовник! И то, что ты собрал в своем досье на Дейрдре Фентон, оказалось правдой. Эта чертова сука и вправду не имеет сердца. Она не умеет любить. Она неподвластна этому чувству!
Рэтборн пытался взять себя в руки и, когда успокоился, произнес:
– А теперь сделай приписку к завещанию и больше никогда не спрашивай меня о моем отношении к Дейрдре Фентон.
