– Полагаю, вы ждете его победы на выборах, прежде чем объявить о помолвке. Не понимаю почему. Бабушка говорит, что у Брэнда появится больше шансов выиграть, если у него будет подходящая невеста. Тогда люди не станут обращать внимания на то, что он незаконнорожденный.
Беда с этими герцогскими дочерьми. Они могут говорить все, что им заблагорассудится, и никто из более низких сословий не осмелится им возразить и сказать, чтобы не лезли не в свое дело, – никто, за исключением разве что графской дочери.
Как можно холоднее Марион поинтересовалась:
– А что твой брат сказал вам обо мне?
– Да ладно тебе, Марион, – сказала Клэрис, – не будь такой букой. – И добавила, обращаясь к Эмили: – Она была такой и в детстве. Чопорная и правильная. Хорошо еще, что ни моя мама, ни тетя Эдвина не знали, что мы вытворяли, когда никто не видел.
– А что вы вытворяли? – ухватилась за ее слова Феба.
– Боюсь даже говорить, – ответила Клэрис с неотразимой улыбкой. – Ну так о чем это я? Ах да, о Брэнде. Он нам ничегошеньки не рассказал. Из него, как обычно, и слова не вытянешь. Его имя связывают с именем какой-нибудь дамы не впервые, – она усмехнулась, – но от тех, других, он отмахивался без малейших колебаний и говорил о них в весьма нелестных выражениях, что позволяет бабушке предположить, что к тебе у него серьезный интерес.
Марион на мгновение лишилась дара речи.
Зато Эмили – нет. Она слушала этот разговор с растущим раздражением. На ее взгляд, манеры леди Клэрис были чересчур вольными и бесцеремонными.
– Феба, – сказала она, вперив в сестру суровый взгляд, – почему бы тебе не показать Флоре историю, над которой ты работаешь? – И добавила для Клэрис: – Феба пишет историю нашего семейства.
– В самом деле? – Интерес Клэрис выглядел искренним. Задумавшись на мгновение, она со Смехом продолжила: – Надеюсь, никто не решится написать историю Фицаланов. Это было бы нечто.
– Феба! – повторила Эмили еще более грозным тоном.
– Я только начала, – запротестовала Феба. – Там еще нечего показывать, за исключением нескольких старых писем и дат. – Но Эмили посмотрела на нее так строго, что стало ясно: спорить бесполезно. – Пойдем, Флора, – сказала она покорно.
Оказавшись за дверью, Флора спросила:
– Ты калека?
Феба гневно зыркнула на девочку, которая на добрых три дюйма была выше ее.
– Разумеется, нет! Я прихрамываю. Это не делает меня калекой.
– Отлично, – бросила Флора. – Значит, нам не обязательно торчать в доме, верно? Мы можем отправиться на поиски приключений.
Отправиться на поиски приключений? Для Фебы это были пьянящие слова.
– Мне не разрешают отходить далеко от дома, – с сомнением проговорила она.
– Так мы и не пойдем далеко, только на пруд. Если хочешь, можем половить лягушек. Их там полным-полно.
– А ты не будешь спрашивать разрешения у мамы?
– У меня нет мамы. Она умерла, когда я была совсем маленькой. Здесь я живу у тети Теодоры, а она никогда не возражает против моих прогулок.
– Жаль, что Марион не такая, как твоя тетя, – с чувством сказала Феба. – Мои сестры могут быть настоящими мегерами.
Флора рассмеялась.
– Ну так что, рискнешь?
Перспектива была слишком заманчива, чтобы отказаться.
– Но я никогда раньше не ловила лягушек.
– Я тебя научу.
– Я все-таки должна предупредить Марион.
– Да тут же совсем рядом, из дома видно. Этого Фебе было достаточно.
В гостиной Клэрис вспоминала старые времена:
– Ты должна помнить привидение Прайори. Марион покачала головой.
– Ты не помнишь, как мы прятались на монастырской кафедре и ждали, когда появится привидение?
– Нет.
В этот момент вошла миссис Ладлоу и объявила других посетителей, леди Теодору Фицалан и мистера Гамильтона.
– Я же тебе говорила, – прошептала Клэрис, – им всем захочется посмотреть на тебя.
После обмена обычными приветствиями гости сели и Марион попросила принести напитки. Понимая, что все взоры устремлены на нее, она постаралась сделать вид, что присутствие Брэнда ей безразлично. Марион поблагодарила его за карету. Он вежливо ответил. Преодолев первый барьер, Марион обратила внимание на новую гостью.
Леди Теодора была, как говорил отец Марион, импозантной женщиной. Лет сорока, высокая и крепкая, с черными волосами, туго стянутыми на затылке, и высокими скулами, тронутыми загаром. Ее платье по фасону напоминало костюм для верховой езды. Глядя на нее, нетрудно было догадаться, что она гораздо лучше себя чувствует в деревне, чем в городе.
– Не стану притворяться, что помню вас, Марион, – сказала леди Теодора. – Когда вы в последний раз гостили здесь, то были еще малышкой в коротких юбочках, и я, верно, казалась вам пожилой дамой.
– Не извиняйся, Тео, – встряла Клэрис. – Марион тоже вряд ли тебя помнит. – И, не переводя дыхание, спросила: – Роберт тоже вернулся?
– Нет. Ты же знаешь Роберта. Он в Виндзоре встретил друзей и решил еще погостить. – И добавила, обращаясь к Марион: – Лорд Роберт Фицалан – мой странствующий супруг.
Марион почувствовала резкое похолодание в разговоре и попыталась подыскать какую-нибудь нейтральную тему.
Брэнд избавил ее от хлопот, резко сменив направление беседы.
– Та белоснежная кобыла, которую ты привезла, Тео, – сказал он, – арабская, да?
– Наполовину, – ответила Теодора и пустилась в описание замечательных качеств последнего приобретения для своей конюшни, при этом глаза ее то и дело останавливались на Марион, словно она оценивала и ее качества тоже. Затем Теодора поинтересовалась у Марион, любят ли они с сестрами ездить верхом.
– Будь поосторожнее с ответом, – заметила Клэрис. – Перед тобой страстная наездница. Никто не может тягаться с Тео.
Раздражение Марион рослое каждой минутой. С тех пор как пришли леди Теодора и Брэнд, им с Эмили еще не удалось вставить ни слова. Эти Фицаланы, а она включала и Брэнда в их число, были всецело поглощены собой.
Опередив следующее замечание Клэрис, она сказала:
– В последнее время нам не часто доводилось ездить верхом, разве что в Гайд-парке, но это не в счет.
– Бедняжки, – посочувствовала Тео.
Словно почувствовав себя ущемленной, Эмили холодно проговорила:
– Отец с самого детства учил нас ездить верхом. Мы все хорошо чувствуем себя в седле, но Марион… она просто бесстрашна.
– В таком случае, – сказала Теодора, – может быть, вы захотите прокатиться на моей новой лошади?
Сказать, что Марион испугалась, – это ничего не сказать. Она пришла в ужас. Легко было слыть бесстрашной наездницей, когда папа подбирал только смирных лошадок для своих дорогих дочерей. И не все они хорошо чувствуют себя в седле. После падения Феба больше ни разу не села на лошадь. О чем только Эмили думала, преувеличивая их мастерство?
