– Мой покойный муж, – сказала она. – Я думала, его хватит удар. Он прямо побагровел, когда прочел ее письмо.
У миссис Лав вырвался еще один вздох, и она взглянула на своих гостей.
– Ханна была единственным спокойным человеком в этой комнате. Она была полна достоинства. Даже, можно сказать, величия.
После непродолжительного молчания Брэнд осторожно спросил:
– Значит, вы уволили ее?
– До этого дело не дошло. Она сама уволилась. Я никогда не забуду ее слова. Любимый человек ждет ее в Лонгбери. Она поступила на это место только для того, чтобы испытать его любовь, и теперь она во всем разобралась.
Миссис Лав взглянула на Марион.
– Я написала вашей тете, чтобы она знала, что произошло. В конце концов, Ханна была очень молода. Я не хотела для Ханны ничего плохого, но считала, что за ней необходимо как следует присматривать.
Марион не знала, что сказать. Не знала, чему верить. Образ Ханны, который она носила в своей памяти все эти годы, не соответствовал той молодой женщине, которую описала миссис Лав.
– А Ханна не называла вам имя мужчины, которого оставила в Лонгбери? – поинтересовался Брэнд.
На лице миссис Лав отразилось удивление.
– Нет. Честно говоря, к тому времени я уже не верила тому, что она говорила. Тогда я считала и сейчас считаю, что он был плодом ее воображения.
Марион все думала о той Ханне, которую она знала и которой восхищалась.
– У нее была собака, – сказала она. – Вы не знаете, что стало с тем песиком?
Миссис Лав покачала головой.
– Должно быть, она приобрела собаку в Лонгбери. – Она наклонилась вперед и заговорила, обращаясь только к Марион: – Не считая вашей тети Эдвины, мы никому не рассказывали о Ханне. Мы не хотели оказаться вовлеченными в скандал или вызвать сплетни. Мы предоставили вашей тете самой разбираться со своей сестрой.
– Спасибо, – поблагодарила Марион, не зная, что еще сказать.
Они встали, чтобы уходить.
– Кстати, – сказал Брэнд, – а что стало с мистером Робсоном?
– О, он благополучно женился и живет на севере Англии. В тот вечер у него были слезы на глазах. Он говорил, что не может поверить в такую перемену, что он представлял Ханну совсем другой. Что ж, то же самое чувствовала и я. Что сказал мой муж, лучше не повторять.
– А письма, которые Ханна писала мистеру Робсону?
– Я искренне надеюсь, что мистер Робсон сдержал обещание и предал их огню. Какой мужчина станет хранить напоминания о женщине, которая выставила его на посмешище?
Выразив миссис Лав благодарность за терпение и откровенность, Брэнд и Марион откланялись.
Как только карета тронулась, Брэнд посмотрел на часы:
– У нас еще несколько часов до приема. – Он опустил окно и крикнул Мэнли: – Покажите нам достопримечательности, Мэнли! Леди Марион впервые в Брайтоне. Отвезите нас к Павильону.
Марион не интересовали достопримечательности. Она нетерпеливо спросила:
– Вы верите тому, что рассказала миссис Лав? Брэнд вздохнул и взял ее руку. Он знал, что Марион не попытается высвободиться и отодвинуться от него. За те несколько дней, что он выздоравливал, она привыкла к его прикосновениям. Она предлагала ему руку для поддержки, порой во время прогулок даже осмеливалась обхватить его за талию.
Ее затянутая в перчатку рука доверчиво лежала в его ладони, и Брэнд гадал, что бы она сделала, если б он стащил перчатку и поцеловал ее пальцы.
– Брэнд! – Она встревоженно вглядывалась в его лицо. – Вы хорошо себя чувствуете? Вы не переутомились? – Она сняла перчатку и потрогала его лоб. – Жара как будто нет.
Ему показалось, что ее пальцы дрожат, и он гадал, не дает ли он, как Ханна, волю своему воображению. Время покажет. У него есть целая неделя наедине с Марион безо всяких родственников, ходящих вокруг них кругами, без злодея, преследующего их, – только он и Марион.
– Брэнд?
Он прервал свои размышления и, подумав над ее вопросом, серьезно сказал:
– Я считаю, что миссис Лав порядочная, честная женщина. Она, безусловно, говорит правду.
– Но характер Ханны? Не могу поверить, что она была интриганкой и лгуньей.
– Возможно, она сама не понимала, что делает. – Он сжал ее руку. – Послушайте меня, Марион. Иногда трудно сказать, что движет тем или иным человеком, что может взбрести ему в голову. Мы считаем, что знаем этого человека, но это не так. В нашей школе был один мальчик. Он так красочно описывал, как проводит каникулы со своим отцом. Каждое лето они, по его словам, ездили охотиться в Африку, и мы все верили ему. А потом выяснилось, что его мать вдова и скромно живет в деревне на восточном побережье Шотландии, и именно там Найджел проводил свои каникулы.
– Что с ним случилось? Он убежал, когда все открылось?
– Бог мой, нет! Он сказал, что его мать врет, потому что ревнует к отцу. Дело в том, что его воображаемая жизнь была гораздо лучше жизни реальной и, полагаю, они обе перемешались у него в голове.
Она резко взглянула на него.
– Значит, вы считаете, то же самое было и с Ханной? Что она путала реальную жизнь с воображаемой?
Он помедлил, раздумывая над ее словами.
– Я думаю, – осторожно сказал он, – она любила драматизировать. Вы же слышали, что сказала миссис Лав. Ханна была романтичной и наивной. Порой события выходили из-под контроля, как с мистером Робсоном. Она играла в опасную игру.
Марион кивнула и взглянула на их сцепленные руки.
– Я тоже так думаю. Может, именно поэтому Эдвина и держала Ханну в ежовых рукавицах. – Она посмотрела на него. – И все же с ней было весело.
– Да, детям. – Он не добавил, что иногда самые порочные преступники, с которыми он встречался во время репортерской работы, могли очаровать даже фонарный столб. – Она и сама была как ребенок, – продолжил Брэнд.
Когда Марион заговорила, в ее голосе чувствовалась дрожь.
– Вы думаете, Ханна покончила с собой? Ведь она вернулась в Лонгбери запятнанной.
– Да нет! – твердо отозвался он. – Во-первых, люди, которые совершают самоубийство, всегда оставляют записку, а во-вторых, эта тайна еще не разгадана, если вспомнить, что кто-то приставил пистолет к вашей голове и прострелил мне бедро.
– Тогда зачем вы сказали миссис Лав о самоубийстве?
– Потому что, услышав слово «убийство», люди пугаются и не хотят говорить из боязни опорочить невиновного.
Восхищение вспыхнуло в ее глазах.
– Это было очень умно.
– Ну да, а как же?
Марион засмеялась, но ее улыбка вскоре погасла.
– Не слишком-то мы продвинулась, а, Брэнд?