Брэнд сюртуком погасил пламя. Мисс Каттер издала предсмертный хрип и затихла.
– Брэнд?
Он посмотрел вверх. Марион стояла на верху лестницы и едва держалась на ногах. Перескакивая через две ступеньки, Брэнд подлетел к ней и обнял. Он прижимал ее к себе и повторял ее имя снова и снова.
Спустя мгновение она вырвалась из его рук.
– Мисс Каттер?
– Боюсь, она мертва. Марион покачала головой:
– Не проси меня сожалеть о ней. Ни сегодня, ни завтра. Возможно, никогда.
– Не буду, – успокоил он.
– Я должна сказать тебе что-то важное.
– Что, любимая?
Ее лицо сморщилось.
– Мне кажется, меня сейчас стошнит.
Двадцать минут спустя она была в своей комнате в Прайори, но Брэнд не позволил ей лечь в кровать. Он заставлял ее пить чашку за чашкой горький кофе и водил по комнате, не давая уснуть. Только когда прибыл доктор Хардкасл, ей было позволено лечь в постель. Она слышала слова доктора: действие снотворного могло быть гораздо хуже, хотя, безусловно, не смертельно, если бы ее не вырвало после той ужасной сцены в коттедже.
Она спала беспокойным сном, но всякий раз, когда просыпалась, Брэнд был рядом, протирал ее лоб прохладным полотенцем и говорил, что все будет хорошо. Наконец Марион совсем пришла в себя. Брэнд лежал рядом с ней на кровати. Он выглядел хуже, чем она себя чувствовала.
– Ужасная была ночь, – пробормотал он, – а день будет еще хуже. Я рад, что ты проснулась, потому что нам надо поговорить. Мы должны решить, что скажем судье.
Марион чувствовала себя слабой, как котенок. К глазам подступили слезы.
– Никто не поверит, какой порочной была мисс Каттер.
Он убрал пряди волос с ее лица.
– Доктор Хардкасл поверит, только он не называет мисс Каттер, порочной. Он говорит, она страдала каким-то умственным расстройством, которое он попытался контролировать слабым снотворным.
Марион поежилась и придвинулась ближе.
– Останки Ханны уже нашли?
Он кивнул:
– Под статуей аббата, как ты и сказала.
– Мы должны рассказать судье правду. Мисс Каттер была убийцей. Необязательно упоминать письмо Эдвины или лорда Роберта. Достаточно сказать, что мисс Каттер была еума-сшедшей. – Марион шмыгнула носом, прогоняя слезы. – По сути дела, виновата во всем этом Ханна. Это она все начала. Даже с моим отцом. Именно по этой причине Эдвина и мои родители не ладили, мисс Каттер сказала мне.
– Ну-ну, – не согласился Брэнд, – не стоит во всем винить Ханну. Мисс Каттер и Форрест тоже сыграли в этом немалую роль. Преданность – это, конечно, хорошо, но слепая преданность – это уже не благо, а зло. Она-то и завела их так далеко.
Послышался стук, и Эмили просунула голову в дверь:
– Можно нам сейчас увидеться с Марион? Марион, девочки просто вне себя от страха и горя, переживают за тебя.
Брэнд скатился с кровати. Марион поправила волосы и села.
– Конечно, они могут войти. Я в полном порядке. Где они?
Дверь широко открылась, и девочки поспешили к кровати. Эмили тоже подошла. Слезы полились рекой, только у Марион глаза были сухими.
– Бедная мисс Каттер, – сказала она, – мы должны пожалеть ее.
Глава 26
Хотя Брэнду ужасно не хотелось оставлять Марион и всю семью в мрачном унынии, окутавшем Прайори, он не мог отложить выборы и должен был неделю спустя уехать в Брайтон.
В Брайтон приехал и Эш Денисон. Он с растущим изумлением слушал, а Брэнд пересказывал события прошедшей недели.
– Мы могли бы представить смерть мисс Каттер как несчастный случай, – сказал Брэнд, – но это означало бы, что тело Ханны так никогда и не нашли бы, а уж предположений и домыслов вокруг убийства Джона Форреста было бы хоть отбавляй. Поэтому мы рассказали судье правду – голые факты, разумеется, – что мисс Каттер призналась в убийстве Форреста и Ханны. Она якобы считала, что все против нее, и нападала без предупреждения.
– Мисс Каттер! – Эш сделал глоток вина. – Просто в голове не укладывается. Она всегда напоминала мне одну из моих тетушек, этакую безобидную полосатую кошку, которая только и знает, что дремать в кресле.
– Что ж, у этой кошки были когти, – сухо отозвался Брэнд.
– И судья поверил тебе?
– Не мне. Он поверил доктору Хардкаслу и моей бабушке. Их обоих беспокоила мисс Каттер. Она всегда была непредсказуема, но в последнее время сделалась какой-то странно мрачной и стала подозревать людей в том, что ей хотят причинить зло.
Мысли Брэнда вернулись к разговору с бабушкой. Она убивалась, виня себя в нападениях мисс Каттер. Именно бабушка первая заметила растущую неуравновешенность своей компаньонки, и именно она говорила с доктором о лечении, а не мистер Форрест, как подозревала мисс Каттер. Но георцогиня категорически отвергла предложение отправить мисс Каттер в сумасшедший дом, поэтому доктор прописал слабое успокоительное. Однако, как только мисс Каттер переставала принимать лекарство, случалась беда.
Брэнд согласился с такой точкой зрения, но не до конца. Как тогда объяснить убийство Ханны двадцать лет назад? Тогда мисс Каттер еще не страдала умственным расстройством. Однако его вполне устраивало, что все считали мисс Каттер сумасшедшей и имя Роберта оставалось в стороне от всей этой печальной истории.
– Как случилось, что ты вовремя оказался в коттедже? – поинтересовался Эш.
Брэнд внимательно посмотрел на него:
– Марион умудрилась убедить мисс Каттер разжечь камин. Я увидел дым из трубы и пошел разузнать.
Он не сказал Эшу, что это больше походило на кавалерийскую атаку. Он нашел Прайори практически безлюдным, но один из лакеев сообщил ему, что Марион и мисс Каттер ушли на прогулку. Он искал их в огороде, когда увидел дым, поднимающийся из трубы коттеджа. Он думал, сердце разорвется от страха за Марион. Но это ерунда по сравнению с тем, что он почувствовал, когда увидел на лестнице маленькую фигурку, объятую пламенем. Он испугался, что это Марион.
– Значит, ты уже догадался, что мисс Каттер и есть ваш злодей? Но как?
Брэнд улыбнулся:
– Собака была отравлена.
– Что?
– Это долго объяснять, а я предпочел бы услышать, чем закончилась история с Дэвидом Керром.
Эш бросил Брэнду небольшой сверток.
– Дэвид Керр сейчас на пути в Канаду.
Брэнд развернул сверток. Изумрудные серьги и кольцо Марион упали ему в руку.
– Керр сказал правду, – заметил Эш. – Он выручил за них жалкие гроши. Ювелир сохранил расписку.
– Нам повезло, что ювелир не продал их кому-то другому.
