Он улыбнулся, и у глаз его собрались морщинки, улыбнулся мягко, а не вызывающе, как бывало не раз, и она почувствовала, как успокаивается.
– Не волнуйся, все будет хорошо. – Он ободряюще сжал ее руку, и Катрин благодарно улыбнулась в ответ.
Дорога к замку пролегала через густой, голый в эту пору лес, который временами расступался, и тогда открывались поля и ухоженные фермы. Маркус без умолку говорил, рассказывая забавные случаи из жизни в Ротеме. Они миновали длинное строение из грубого камня, в котором, как оказалось, помещались графские псарня и конюшня. И почти сразу же – слишком быстро для Катрин – въехали в каменные ворота со сторожкой привратника и гербом Ротемов и остановились у парадного входа.
Выходя из кареты, Катрин увидела столпившихся на ступенях людей, среди которых выделила даму, судя по виду – вдовствующую графиню.
Она ожидала увидеть Елену, из-за красоты которой греки некогда сожгли Трою. Дама, выступившая ей навстречу, обладала приятной внешностью, но, конечно, до легендарной Елены ей было далеко. У нее были черные волосы с проседью, милое лицо и несколько оплывшая фигура.
Слуги бросились разбирать багаж, и Маркус сказал:
– Вот, Элен, твоя невестка, встречай ее.
Сияющие карие глаза встретились с глазами Катрин.
– Каталина, – произнесла графиня Ротемская, – три года я ждала этого момента. – И она горячо обняла Катрин.
Катрин ответила тем же и, к своему ужасу, почувствовала, как у нее защипало глаза. Она была сейчас не взрослой женщиной, не агентом, а маленькой девочкой, которой хотелось выплакаться на материнской груди. Женщины отстранились друг от друга, и Катрин с облегчением вздохнула. «Это все не на самом деле, – напомнила она себе, – я только притворяюсь».
– Пожалуйста, – обратилась она к вдовствующей графине, – зовите меня Катрин, я хочу чув – ствовать себя англичанкой.
– О Маркус, она очаровательна! – воскликнула Элен и вновь заключила Катрин в объятия. – А это Саманта, – представил Маркус сестру.
Катрин знала, что сестра Маркуса старше Тристама, но юная девушка, которая, смущенно улыбаясь, сделала реверанс, выглядела почти как школьница.
– И последний, но, конечно, не по значению, – проговорил джентльмен, ожидавший своей очереди быть представленным. – Белая ворона в нашем семействе. Пеннистон, но все зовут меня просто Пенн. Здравствуйте, Катрин!
Это был второй брат Маркуса. Если Саманта выглядела моложе своих лет, то Пеннистон – старше. Он был очень похож на Маркуса и Тристама, но нездоровый образ жизни оставил следы на его красивом лице. Улыбался он излишне приторно. В его позе, движениях чувствовалась какая-то расслабленность.
– Здравствуйте, – ответила она, сделав реверанс.
– Где Тристам и Дэвид? – поинтересовался Маркус.
– Они смотрят андалузских лошадей, что я купил у полковника Гериота, – объяснил Пеннис тон. – Но предупреждаю, Маркус, я не намерен их продавать. Предлагай ему каких хочешь, но андалузские останутся в Ротеме.
Наступило неловкое молчание, и вдовствующая графиня поспешно сказала:
– Вы уже завтракали? Я отвела вам с Катрин покои лорда, Маркус, а сама переехала в Голубую комнату. Как вы добрались?
Катрин почувствовала, что в этой семье, кажущейся такой мирной, кипят свои страсти.
Вдова повела их в Большой зал. Это была огромная сумрачная комната, продолговатая, высотой в два этажа, с гобеленами и оленьими головами на каменных стенах. Во множестве ниш по стенам стояли, будто живые воины на страже, рыцарские доспехи.
– У отца, – сказал Маркус, – было два увлечения: охота и коллекционирование доспехов.
Катрин услышала, как Пенн пробормотал:
– У него было и другое увлечение, но мы не упоминаем об этом в приличном обществе.
– Ты это о чем? – спросил Маркус внешне спокойно, но Катрин почувствовала, как все при этом напряглись.
– Я имел в виду портрет отца. – Сверкнув улыбкой, Пенн кивнул на портрет, который висел над камином и бросался в глаза каждому, кто входил в зал.
Пятый граф Ротем стоял в полном охотничьем облачении, поставив ногу на шею убитого оленя, которого загнали его собаки. Меч его был обагрен кровью.
– Говорят, – продолжал Пенн, – что мы, его сыновья, точное его подобие.
Катрин вздрогнула.
– Надеюсь, это не так, – невольно вырвалось у нее.
Все оглянулись на нее. Снова наступила напряженная пауза, и Маркус поспешил смягчить неловкость:
– Пойдем, Кэт. Чем скорей мы устроимся, тем раньше я покажу тебе замок.
У лестницы на второй этаж они расстались с родственниками Маркуса. Катрин поднималась наверх не оглядываясь, ощущая, как три пары глаз смотрят ей вслед.
Войдя в отведенную им спальню, она почувствовала облегчение. Только теперь она поняла, как боялась встречи с родственниками Маркуса.
Маркус подождал, пока лакеи принесли их вещи, отпустил их и только тогда сбросил плащ и вольготно расположился в огромном старинном кресле у камина. Катрин сняла шляпку, но осталась в длинной мантилье. Комната была необъятных размеров, и огонь, пылавший в камине, не в состоянии был разогнать холод.
Она подошла к окну и посмотрела на открывающийся вид. Вдали обширные луга переходили в густые заросли ив по берегам Эйвона. Ближе раскинулся городок Ротем, над которым висело грязновато-белое облако дыма из множества труб.
– Скажи, почему у вас в семье натянутые отношения? – повернувшись к нему, спросила она. – Что тому причиной?
– Дело не в Элен, – ответил Маркус. – Ее не назовешь злой мачехой.
– Я это вижу. Но остальные не слишком любят друг друга, исключая, пожалуй, Тристама. А Дэ вид? Будь у меня кузен, который жил бы в Ирландии, я не ждала бы пятнадцать лет, чтобы увидеться с ним.
– Думаю, мы не лучше и не хуже любой другой аристократической семьи, – пожал плечами Мар кус. – Мальчишками нас отдают в закрытые школы, и дома мы бываем только во время каникул. Я к тому же шесть лет провел на войне. Так что о родственной привязанности говорить не приходится.
– Ну а когда вы были совсем маленькими?..
– В детстве я жил не здесь. Когда умерла мать, меня отвезли к тетке. Отец никогда не навещал меня. А Элен и ее детей я увидел только на похоронах отца.
– Но это… печально.
Он со странным выражением взглянул на нее.
– Тебе нет надобности жалеть меня. Тетка была мне как мать. Тебя ведь тоже воспитала тетя?
– Тетя Беа, – произнесла она с такой миной, что Маркус засмеялся, и она вместе с ним.
Он как бы невзначай заметил:
– Твоя подруга Эмили говорила мне, что тетушка у тебя была строгих правил, пуританка.