— Да… — только и сказал бывший участковый, недоверчиво покачивая головой.
Достав из кармана ветровки пачку «Дуката», он закурил и, втянув в себя столько дыма, что от сигареты осталась ровно половина, озадаченно произнес:
— А ведь дело попахивает керосином! Если служащий госучреждения недобросовестно относится к своим обязанностям и, используя служебное положение в корыстных целях, незаконно завладевает денежными средствами — это уже уголовная статья. Не так ли, сударыня? Хотя по истечении срока давности вряд ли возможно возбуждение дела. И все же я думаю, что Прохоровну стоит припугнуть. Кто знает, может, чертовка и правда в чем виновата? Только вот одного я в толк никак не возьму: как могут увязаться переводы, не доставленные шестнадцать лет назад Анне и ее внучке, с недавним убийством? Прохоровна уже больше года из поселка ни ногой. Если бы она в город уезжала, я обязательно бы приметил. У нас ведь один автобус поселок обслуживает. Утром везет сельчан в Покровск, а вечером возвращается обратно.
— Не знаю, Кузьма Михайлович. Но думаю, что дело тут не только в переводах. Важно, что женщина не рассказала Александре правду об уцелевшем ребенке и скрыла ее московский адрес. Кто знает, как сложилась бы судьба ее дочери? И еще: малышку мог бы забрать отец девочки, неоднократно писавший Александре письма, которые, заметьте, тоже не дошли до адресата.
— Дела… А ведь я вспомнил, что в конце того года в поселок приезжал молодой человек и интересовался Семеновыми.
— Вот то-то и оно.
В глазах бывшего участкового вспыхнул огонек азарта. Словно охотничий пес, учуявший запах дичи, он уже рвался в бой, напрочь забыв о рыбалке.
Мы сели в мою «девятку» и по главной улице вернулись к началу поселка.
— Скажите, Кузьма Михайлович, кроме соседки-почтальона, у Александры были какие-нибудь недоброжелатели, враги или завистники в поселке?
— Ох, сударыня, сложную задачу вы передо мной поставили. Разве теперь вспомнишь? В моей памяти ничего подобного не отложилось — жила себе девчонка тихо и мирно, никому не мешала, среди других не выделялась. Разве что внешне была куда интереснее остальных.
— А как же друзья? Подруги у Семеновой были?
— Близких подруг не было.
— Странно.
— Ничего подобного. Полно людей, у которых не то что приятелей, хороших знакомых нет. Александра вообще была какая-то другая, непохожая на наших поселковых девчат. Я имею в виду поведение, манеры, да и взгляды на жизнь тоже. Неинтересно ей было с местной молодежью. Но Сашу никто не обижал. А ребята так и вообще не прочь были за ней приударить.
Я, соглашаясь, кивала. Все это вполне соответствовало поведению моей клиентки.
— Остановите-ка, Татьяна Александровна, на минутку. Стоит заглянуть на почту, возможно, Евдокия еще там. Хотя вряд ли эта бестия хоть раз досидела до конца рабочего дня. Сколько ее знаю, все у нее находятся причины улизнуть домой — то ноги болят, то сын приехал, то картошку надо копать. И ругались мы с ней, и на общественном собрании прорабатывали — толку с гулькин нос. А теперь и вовсе махнули рукой. Работать за такую крохотную зарплату на почте никто не хочет. Молодежь так и вовсе из поселка бежит. А Прохоровна, кроме получки, еще и пенсию получает. Так что деваться некуда, приходится терпеть.
Кузьма Михайлович скрылся за дверью неказистого строения, напоминающего сарай. Не прошло и минуты, как он возвратился назад — его предположения оправдались.
— Зато на других всю жизнь доносы строчила! — покачал головой мужчина. — Да и сейчас вечно всем недовольна, жалуется, сплетничает, заявления и анонимки по инстанциям носит.
— Это по каким же причинам?
— Да без причин. Квалификацию терять не хочет. Нравится ей соседей грязью обливать.
— Бывает…
— Машина дальше не проедет, — предупредил меня бывший участковый. — Котловым кирпич привезли, да посреди дороги и сгрузили. Теперь пойдемте пешком.
Узкая извивающаяся тропинка, проходящая вдоль заборов между дворами, вывела нас на соседнюю улицу. Кузьма Михайлович ускорил шаг и, помогая себе размашистыми движениями рук, энергично двинулся вперед.
Вот уж не думала, что пожилой человек может обладать такой юношеской быстротой!
В конце улицы с покосившимися заборами стояли несколько неряшливо одетых кумушек. Они громко о чем-то сплетничали, но, увидев нас, замолкли.
Бывший участковый поинтересовался, дома ли Евдокия Прохоровна, и, получив утвердительный ответ, удовлетворенно хмыкнул.
Я поздоровалась, но, услышав в ответ только кряхтение и причмокивание поджатых старушечьих губ, прошагала мимо, и старухи вновь оживились.
Да уж! Немудрено, что Александра без оглядки сбежала из поселка!
— Не обращайте на них внимания, — проявил чуткость пенсионер. — Народ у нас в поселке отзывчивый и гостеприимный, только чересчур подозрительный. Бабульки уже наверняка прослышали, что в поселок приехала молодая особа на дорогой машине, вот и насторожились.
Нужный нам дом оказался последним. Он перегораживал улицу, образуя тупик.
Кузьма Михайлович открыл низкую деревянную калитку, по узкой дорожке мы подошли к крыльцу. Мужчина поднялся на две ступеньки и постучал.
В двери показалась хозяйка. На вид ей было не менее семидесяти лет, хотя на пенсии, по словам участкового, она всего пять лет.
— Ты чего это, Михайлович, никак в гости ко мне решил наведаться или по делу? — спросила женщина, разглядывая меня в упор.
— По делу, по делу. Ты давай на пороге-то людей не держи, разговор у нас к тебе серьезный, — строго скомандовал бывший участковый и, отодвинув плечом хозяйку, первым прошел в избу.
За ним поспешила Прохоровна, последней вошла я.
В неприбранной комнатенке, заставленной разваливающейся мебелью, пахло плесенью и старостью. Крошечные окошечки были наполовину задернуты занавесками, поэтому в комнате стоял полумрак. С потолка свисала паутина, а обои на стенах давно потеряли свой первоначальный цвет. Зато почти на каждой стене висели фотографии, такие же пожелтевшие, как и сами стены. В основном на снимках были запечатлены две фигуры — женщина и мальчик, по-видимому, сама хозяйка и ее сын Юрий. На некоторых — только Юрий в разные периоды жизни, от младенчества до взрослого мужчины.
Сама хозяйка, честно говоря, выглядела совершенно непривлекательно. Из-под вылинявшей кофты торчала неглаженая блузка с оттянутыми краями. Непропорционально тонкие ножки с проступающими крупными венами чудом держали огромное туловище. Шеи не наблюдалось вовсе, большая грудь покоилась на выпирающем подушкой животе. Женщина напоминала паука, какую-нибудь экзотическую «черную вдову». Она даже передвигалась, словно паук, цепляясь руками за стены и мебель.
Прохоровна боком протиснулась к столу, слишком близко придвинутому к комоду, и плюхнулась на соседний с Кузьмой Михайловичем стул.
