— Но мы уже договорились… И лачуга моя меня вполне устраивает.
— А если все это не устраивает меня?
— Но вы же дали мне слово! И я вам поверила.
— Слово! Слово! А как насчет того слова, которое дала мне ты? Разве ты не обещала, что будешь вести себя, как подобает истинной внучке Гленшила? — Когда старика охватывало возбуждение, в речи у него появлялся резкий шотландский акцент.
Не очень понимая, что дед имеет в виду, Кейтлин просто с изумлением смотрела на него, а Гленшил продолжал все так же раздраженно:
— Где ты была сегодня утром, когда Рендал попросил меня представить его членам моей семьи? Я тебе скажу, где! Ты нырнула за чьи-то спины, словно сова, испугавшаяся дневного света. Я бы не удивился, увидев, как ты забиваешься в дупло и прячешься там ото всех.
Увы, дед был совершенно прав. Заметив Рендала на ступенях храма, Кейтлин так растерялась, что действительно готова была юркнуть в любую щель. И теперь девушка не знала, что сказать деду. Она все еще что-то мямлила и бормотала, когда ее тетушка ответила вместо нее:
— Гленшил, не всерьез же вы предлагаете Кейтлин подумать о браке с лордом Рендалом!
— А что тут такого? — удивился старик. — Почему бы и нет?
— Но это невозможно! — взвизгнула Шарлотта. Увидев, что надежды выдать за Рендала Фиону почти не остается, женщина забыла обо всякой осторожности.
— Лорд Рендал наверняка будет искать себе жену более благородного происхождения, чем Кейтлин.
— На что это вы намекаете? — насупился старик.
— Перестаньте, дедушка, — попыталась урезонить его Кейтлин. — Все мы отлично поняли, что хотела сказать тетя Шарлотта. Так стоит ли это обсуждать?
Кейтлин забыла, что деда надлежит именовать Гленшилом. Такое нередко случалось с ней, когда она волновалась.
— Нет уж, пусть она скажет все до конца! — прогремел старик.
— Что ж, хорошо, — откликнулась Шарлотта. — Я вовсе не хотела задевать ничьих чувств и совсем не собиралась обижать Кейтлин, однако вы вынуждаете меня сказать то, о чем сами отлично знаете. Кейтлин не может считаться полноправным членом нашей семьи. Кейтлин — незаконнорожденная, и об этом известно всем вокруг.
Наступило гробовое молчание. На Гленшила страшно было смотреть. Он сначала побелел, потом побагровел. Лишь минуты через две старик смог отдышаться. Когда же он заговорил, голос его звучал тонко и пронзительно:
— Ни один человек, находясь в здравом уме и твердой памяти, не станет упрекать девушку за то, в чем она совершенно не виновата!
— Но вы сами отправили ее жить в ту лачугу! Что же должны были думать люди?
— Согрешила не она, а ее мать.
— Однако…
— Женщина, придержи язык! — Гленшил с трудом поднялся на ноги. Он смотрел на невестку из-под насупленных бровей, что было у него верным признаком гнева. Потом старик обвел мрачным взглядом всех присутствующих.
— Моя ссора с дочерью касалась только нас двоих, меня и ее, — заявил Гленшил. — Если бы она сказала всего одно слово, я бы простил ее. Ш-ш, женщина! А разве ты не знаешь, что моя дорогая женушка, упокой господь ее душу, тоже была незаконнорожденной? А, тебя это шокирует?! Что ж, могу сказать тебе лишь одно: к сорока годам ты так и не вышла из детской! Боже милостивый! А откуда, по-твоему, берутся все эти боковые, младшие ветви в родословных больших кланов? От незаконнорожденных сыновей, вот откуда. Расскажи ей об этом, Дональд!
— Совершенно верно, — тотчас отозвался Дональд Рендал и, с явным удовольствием потирая руки, стал перечислять известные имена; при этом он, казалось, не пропустил ни одной знатной семьи в Дисайде.
Это захватывающее повествование прервал приход доктора Инна. Врач Гленшила был энергичен, бодр и носил добротные деловые костюмы. Было ему уже под пятьдесят. Джентльмены этого возраста всегда вызывали у Кейтлин совершенно особый интерес: она полагала, что ее отцу, если он еще жив, должно сейчас быть немногим более сорока… Впрочем, доктором Инном она перестала интересоваться давным-давно. Это был одинокий мужчина, целиком и полностью посвятивший себя своему делу; на романтические отношения с женщинами у почтенного эскулапа не оставалось ни времени, ни сил. Что ж, это был его собственный выбор. Дед Кейтлин заметил однажды:
— Ни красота, ни грация Инна не волнуют. Его интересуют лишь больные и мертвые тела.
Сказано было грубо, но верно.
Сейчас милейший доктор появился в дверях и с порога заявил:
— Утащили, утащили Артура Кемерона! Вечером, в прошлый четверг. А его близкие сидели в двух шагах, в сторожке. Охраняли старика. Да не уберегли! Его унесли прямо у них из-под носа.
И доктор Инн удовлетворенно улыбнулся.
— Кто утащил Артура Кемерона? — из вежливости спросила Шарлотта.
— Похитители трупов. Вы ведь слышали о негодяях, которые раскапывают могилы?
Едва не выронив из рук чашку с блюдцем, Шарлотта дрожащим голосом проговорила:
— Это же святотатство! Куда смотрят власти?! Боже… Даже после смерти человек не может обрести покоя!
Доктор ответил, стараясь теперь выражаться более деликатно:
— Власти пытаются положить этому конец, но кладбищенские воры — это же настоящие дерзкие черти. Они всегда успевают опередить стражу.
Гленшил увидел, что дамы явно предпочли бы сменить тему, и дипломатично предложил доктору глоток пунша, после чего три джентльмена быстренько скрылись в библиотеке.
— Господи, какой ужас! — воскликнула Шарлотта, трясущимися руками снова наливая себе чай.
Но Фиона все еще продолжала думать о том разговоре, который шел в гостиной до появления доктора Инна. Взглянув на Кейтлин, девушка промолвила:
— Дедушка сказал, что простил бы твою мать, если бы она произнесла всего одно слово. Кейтлин, я хочу тебя спросить… Что это за слово? И почему дед так и не услышал его?
Затаив дыхание, Фиона и Шарлотта смотрели на Кейтлин.
— Это слово, — ответила та и аккуратно слизнула с пальца крошку печенья, — было именем моего отца.
* * *
Ренд с головой ушел в дела. Несколько дней он пытался выяснить, что творится в его собственном поместье. Потеря сундуков с одеждой была лишь звеном в цепочке мелких неприятностей, которые подстерегали теперь Ренда на каждом шагу. Стало, например, ясно, что нового управляющего хитростью выманили из Страткерна. Без Серля же заговорщики совсем распоясались и вытворяли бог знает что.
Ренд скривился и со стуком поставил на стол графин с жидкостью янтарного цвета.
— Какая дрянь! — с отвращением сказал сиятельный лорд своему собеседнику.
В глазах у Джона Мюррея вспыхнули веселые огоньки. Он дружил с Рендом пятнадцать лет — и за эти годы ему почти не доводилось видеть, чтобы Ренд терял самообладание. И теперь, глядя на рассерженного приятеля, Джон забавлялся от души.
