Тут он нахмурился, вспомнив о том, что мешает ему лечь с ней в одну постель. Чем больше он размышлял об этом, тем больше склонялся к мысли, что Кейтлин не лжет ему и искренне считает, будто они — кровные родственники. Как же быть? Как убедить ее в том, что она заблуждается?
И Ренд в который уже раз представил себе сладостный миг слияния их тел. Конечно, прежде Кейтлин скажет ему много резких слов и напомнит о женщинах, которых он обнимал до нее, но Ренд был уверен, что она быстро поймет: только ее он мечтает сделать своей навсегда…
Господи, ему и в голову не приходило, что можно так желать женщину! Прошлая ночь была одной из ужаснейших в его жизни. Простыни казались ему горячими, а подушка жесткой. Его сжигал внутренний жар, и он очень боялся, что если вопрос об их родстве не разрешится в ближайшие дни, Кейтлин падет жертвой насильника. И этим насильником будет он, лорд Рендал. Конечно, она станет сопротивляться, и кричать, и даже кусаться, но он неплохо разбирался в женщинах и был уверен, что нравится ей. Да-да, он знал, что Кейтлин готова полюбить его. Если бы он повел себя более решительно, она уже давно принадлежала бы ему. В конце концов они знакомы не первый месяц.
Плотские утехи, подумал Ренд, всегда были замечательным оружием, если следовало убедить в чем-нибудь некую красотку. Но теперь-то это оружие ловко выбито у него из рук. Он с отвращением посмотрел на тарелку с остывшей едой, швырнул на стол салфетку и, пробормотав сквозь зубы проклятье, почти выбежал из комнаты.
15.
Вот уже месяц горная долина была отрезана от окружающего мира. Правда, западный ветер принес с собой небольшую оттепель, но открылась только дорога на Абердин. Чтобы поехать на юг, надо было дожидаться весны.
Впрочем, жителей Верхнего Дисайда не слишком-то волновали капризы погоды. Только у очень немногих были дела в большом мире, прочие же вовсе не желали покидать свои края — даже ненадолго. Но Ренду очень хотелось вырваться из долины, ибо чем дальше, тем больше он напоминал себе грызущего прутья клетки хищного зверя, который в приступе ярости готов кинуться на кого угодно. Ренда очень пугало его нынешнее состояние, хотя он прекрасно знал, чем оно вызвано: разумеется, вынужденным обетом целомудрия.
Время шло, а Ренд ни на шаг не приблизился к разгадке тайны происхождения его жены. Если бы дороги были свободны от снега, он непременно съездил бы в Сассекс к матери и осторожно порасспросил бы и ее, и некоторых закадычных друзей своего отца — в том числе дядюшку, однако погода, к сожалению, мешала ему поступить так, как он считал нужным. Пока же он решил отправиться в Эбойн и навестить там человека, который без сомнения был местной знаменитостью. Его звали Патрик Гордон, и много-много лет назад он участвовал в восстании якобитов Ему было всего шестнадцать, когда он решился отречься от своего клана и встать под знамена доброго принца Чарли.
Ренда не особо интересовали те далекие времена, тем более что за семь десятков лет, миновавших с поры якобитского восстания, Англия участвовала в нескольких войнах, и сам он сражался в Испании и побывал на поле Ватерлоо. Но Патрик Гордон отличался замечательной памятью, и именно на это обстоятельство указывал Джемми Макгрегор, когда говорил Ренду о старике. Патрик умел слагать изумительные баллады, и основывались они только на реальных событиях. Его часто приглашали на свадьбы и похороны, и он пел собравшимся о давних годах, и никто не сомневался в том, что так оно все и было. Короче говоря, в средние века Патрик Гордон стал бы бродячим менестрелем и обошел бы пешком всю страну, останавливаясь на ночлег в замках суровых феодалов и радуя своими песнями их красивых жен.
* * *
… К сожалению, Ренду с самого начала не слишком-то везло. До Эбойна оказалось довольно далеко, так что ему пришлось искать приюта на незнакомом постоялом дворе. Встреча с Гордоном откладывалась на следующий день, и Ренда это отнюдь не радовало, потому что ему совсем не хотелось путешествовать дольше, чем требовалось. Он вовсе не мечтал очутиться в центре внимания и выслушивать раздающиеся со всех сторон поздравления с недавней свадьбой, а именно это, с тоской думал Ренд, случится, когда он приедет в Эбойн. Ведь он появится там не поздно вечером, как рассчитывал, а среди бела дня и среди бела дня же зайдет в гостиницу и потребует для себя комнату.
— Господи, хоть бы уж тут, в этих «Двух воронах», меня никто не потревожил! — пробормотал себе под нос Ренд, когда уселся за поздний ужин в общем зале постоялого двора (отдельных кабинетов там не было). Но напрасно он надеялся сохранить инкогнито. Хозяин, подойдя к его столу, громко и почтительно перечислил все его титулы и только после этого осведомился, что же, собственно, постоялец желает съесть. Разумеется, все присутствующие тут же уставились на него и начали перешептываться. Рен-ал честно попытался не обращать на любопытных внимания, но жевал он торопливо, не чувствуя вкуса, а чаем — ибо кофе тут не подавали — едва не поперхнулся. Поспешно выйдя из зала, он накинул плащ и пошел проверить, хорошо ли позаботились о его лошади
У входной двери горел фонарь, и двор хотя и скверно, но все же был освещен. Ренд уже почти достиг конюшни, когда его внимание привлек экипаж, только что въехавший в ворота. Не желая, чтобы его заметили, Ренд отступил в тень и замер там
Кучер тяжело спрыгнул с козел и подошел к дверце кареты, намереваясь помочь пассажирам. Один из них с трудом выволок из недр экипажа человека, не подававшего никаких признаков жизни, и с тревогой вгляделся в его лицо. Ренд решил было, что стал невольным свидетелем похищения женщины, и нащупал в кармане рукоятку своего верного пистолета, который всегда брал с собой, отправляясь в путешествие, но тут кучер спросил:
— Ну, как он? — и принялся заботливо укутывать человека — очевидно, немощного — пледом.
— Надеюсь, до больницы мы его довезем, — ответил второй пассажир, и Ренд узнал его голос. Это был молодой Дуглас Гордон из Дарока.
— Хорошо бы дать ему глотнуть виски, — засмеялся кучер. — Лучшего лекарства никакой доктор еще не выдумал.
Дарок хмыкнул:
— Какое там виски! Оно-то и погубило старину Джока. Господи, до чего же он тяжел! Помоги мне, я один не справлюсь… И красные мундиры могут вот-вот нагрянуть…
Возница взял неведомого Джока за ноги, и все трое скрылись за дверями черного хода «Двух ворон». Ренд некоторое время колебался, стоит ли предложить свою помощь, но потом решил, что навязываться не надо. Обычно он не поворачивался спиной к тем, кто попадал в трудное положение, но нынче ему не показалось, что человек серьезно болен. Скорее он распутничал вместе с Дароком или же выпил слишком много спиртного — вот и ввязался в какую-нибудь неприятную историю. Придя к такому выводу, Ренд улыбнулся, ибо вспомнил о веселых деньках своей юности.
Наконец он встряхнул головой и зашел в конюшню, чтобы отыскать стойло, которое отвели для Нерона. Тут было не слишком уютно, но чисто и просторно, так что гнедой даже не захотел отрываться от овса, чтобы ржанием пожаловаться хозяину на неудобства. Ренд похлопал его по шее и перекинулся несколькими словами со своим кучером, который нашел где-то набитый соломой тюфяк и собирался переночевать тут же, в соседнем деннике.
