Удивительное дело, но именно сегодня его извечные стенания на неудавшуюся судьбу особенно остро и больно резанули меня по сердцу. Еще никогда до нынешнего момента отец не отзывался обо мне настолько оскорбительно. В его словах чувствовалась не просто злость, но настоящая ненависть. И я словно приклеилась к полу, не способная убежать к себе в комнату, где смогла бы накрыть голову подушкой, лишь бы не слышать столь чудовищных обвинений.
Отец кричал и кричал. Казалось, что это никогда не закончится. Но затем… О, в самом конце своего гневного и яростного монолога он вдруг запнулся, прокашлялся и совершенно равнодушным тоном, звучащим особенно дико по сравнению с предыдущими воплями, обронил, что уходит от нас. Нет, разводиться не будет, но и жить здесь более не собирается. Пару недель назад у него родился сын. И теперь он намерен все свое внимание сосредоточить на той, которая сумела сделать ему самый главный подарок в жизни. А мы… Нам самая пора учиться выживать без него. Совсем без содержания он нас не оставит, конечно, но наши аппетиты придется сильно умерить.
Наверное, если бы в меня ударила молния — то это было бы не так больно и неожиданно. Показалось, будто у меня разорвалось сердце. Колени ослабли, и я сползла по стене на пол. Нет, это неправда! Это не может быть правдой!
А в следующее мгновение дверь, ведущая в обеденный зал, распахнулась, и на пороге предстал мой отец. Он мазнул по мне удивленным взглядом, словно не ожидал увидеть здесь, затем пожал плечами и хотел было что-то сказать, но в последний момент передумал. Его губы дрогнули, исказились в непонятной усмешке, и он почти бегом кинулся в сторону своей спальни.
Через открытую дверь я видела матушку. Она по-прежнему сидела на своем месте, закрыв лицо ладонями. А ее плечи мелко-мелко дрожали.
Я с трудом поднялась. Сделала было шаг к ней, но в следующее мгновение меня остановила Альба. Старая, сгорбленная от прожитых лет служанка с неожиданной силой схватила меня за плечо, развернула к себе и прошипела:
— Иди к себе! Я сама разберусь. Здесь не утешения нужны, а кое-что посерьезнее!
Краем глаза я заметила, как карман ее фартука оттопыривает пузатая зеленая склянка. Должно быть, успокаивающий отвар.
— Но… — запротестовала я, услышав, как в этот момент мать глубоко вздохнула, в конце сорвавшись на измученный стон.
— Иди! — с нажимом повторила служанка. — Негоже детям лезть в подобные дела, — и после крохотной паузы тихо добавила, словно разговаривая сама с собой, а не обращаясь ко мне: — И потом, ты слишком похожа на отца, чтобы предстать перед матерью в такой момент.
Наверное, если бы Альба наотмашь ударила меня, то поступила бы тем самым более милосердно. От последней ее фразы я покачнулась, неверяще подняла руки к лицу. Как же я ненавидела свою внешность в этот момент!
Но Альба уже отвернулась от меня. Старчески шаркая ногами, просеменила к моей матери. Легонько погладила ее по опущенным плечам, и матушка тут же отняла от лица руки, жалобно залепетала что-то невнятное.
— Тише, тише, моя дорогая, — заворковала Альба, гладя мою матушку по голове, словно маленького ребенка. — Все хорошо, не переживай. Все обязательно наладится.
В этот момент я отчетливо поняла, что лишняя в этом доме. Права Альба — мне здесь не место. Матушка не захочет видеть меня. И я бросилась прочь. Нет, не в свою комнату. Оставаться в доме в такой момент казалось немыслимым. Стены и потолок вдруг завертелись вокруг меня, затем начали сжиматься. Я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Во рту ощущался мерзкий привкус желчи.
Я едва успела выскочить во двор, как меня вывернуло в сухом рвотном позыве. Я перегнулась через перила деревянного крыльца, потом медленно осела на пыльные ступеньки.
Вечер сегодня был просто изумительный. Яркое июньское солнышко уже утратило дневной жар и мягко просвечивало через сосновый бор, подступавший к ограде нашего имения. Слышался ровный умиротворяющий плеск воды в озере, к которому вела песчаная тропинка прямо от калитки.
Невыплаканные слезы огнем жгли мои глаза, но, удивительное дело, заплакать я так и не смогла. В глубине души разгоралось пламя бешенства и всепожирающей злости. И прежде всего — злости на себя. И именно в этот момент мое намерение пробраться в дом колдуна и выкрасть его книгу с заклинаниями стало окончательным и бесповоротным. Куда-то исчез страх быть пойманной на месте преступления. Пусть! Даже смерть в наказание за кражу казалась мне сейчас совершенно не страшной по сравнению с возможной участью прожить остаток дней своих вместе с ненавидящими меня и друг друга родителями.
Я знала, что к дому колдуна от нашего имения существовал короткий путь. Тропинка вела прямо через лес, после чего выходила к кладбищу. Да, придется поблуждать между могилами, зато это избавит меня от необходимости делать огромный крюк по хорошо накатанной дороге, по которой мы обычно ездили в Литлтон.
Я прислушалась. В доме за моей спиной было тихо. Видимо, отец собирал вещи, а Альба по-прежнему утешала мою мать. Больше слуг у нас не имелось. Да и то Альбе не платили жалование несколько лет, и она оставалась лишь по старой памяти и потому, что в ее годы было тяжело найти новое место. Можно сказать, она работала у нас только за еду и доброе отношение к ней со стороны матушки.
Я задумчиво потерла лоб. Вообще-то я собиралась отправиться к дому колдуна намного позже, когда все улягутся спать. Но земля уже горела под моими ногами. Я не хотела, не могла вернуться в дом, до краев наполненный ядом ревности, обид и взаимных оскорблений. Вряд ли кто-нибудь хватится моего отсутствия. Родителям сейчас явно не до меня, да и Альба никогда не обращала на меня особого внимания. К тому же в данный момент она занята моей матушкой.
Я кивнула, придя к окончательному решению. Да, так будет лучше всего. Чем шарахаться ночью в темноте по лесу и потом пугаться каждой тени на кладбище, лучше отправиться в путь прямо сейчас, пока солнце еще высоко. Найду укромное местечко рядом с домом колдуна, залягу там и дождусь, когда он отправится совершать какой-нибудь мрачный и страшный ритуал. Заодно в тиши и спокойствии еще раз обдумаю свой план.
Я встала, отряхнула подол платья от налипшего сора и решительным шагом направилась к калитке. Будь что будет! Сегодня я стану колдуньей или умру, но в отчий дом больше не вернусь! Все равно я здесь никому не нужна.
* * *
К тому моменту, как я дошла до дома колдуна, огромный закатный шар солнца уже коснулся горизонта. Крадучись и перебегая от одного надгробия к другому, я быстро миновала пустынное в это время суток кладбище, в очередной раз поразившись мертвой тишине, которая всегда царила в этом месте. Затем прильнула к огромному стволу векового дуба, стоявшего как будто на страже между двумя мирами — мертвых и живых.
Каменный дом с мезонином, занятый неизвестным таинственным магом, высился совсем рядом. Заходящее солнце плавило стекла, отражаясь в них ярко-алыми всполохами, до слез слепящими глаза. Я при всем желании не могла увидеть, что творится внутри. Для этого надлежало пробраться за ограду и вплотную прильнуть к одному из окон, пытаясь таким образом выяснить обстановку внутри. Нет, слишком опасно! Если меня застукают за подглядыванием, то мой план провалится, так и не начав осуществляться. Куда разумнее будет затаиться за теми колючими и непролазными на первый взгляд кустами. Кажется, я вижу нечто вроде небольшой ложбины там.
