* * *
Сидеть на камне, греясь на солнышке, любоваться морем и бездельничать – в общем-то, неплохое занятие. Андрей и Супесок сидели на крупных, прогретых солнцем валунах уже третий день подряд, и это стало им постепенно надоедать. Утром Виль отправился сперва на станцию, а потом в Кабуны, ближайший городок, получить почту и пополнить кое-какие припасы, поэтому заключенные пребывали в одиночестве, проводя время на свежем воздухе.
– Ничего себе корма у дамы, – заметил Супесок, сворачивая очередную самокрутку и кивая в сторону соседнего островка, – там, стоя на скользких камнях, полоскала белье светлокосая молодая женщина действительно весьма выдающихся форм. Услышав слова Супеска, она выпрямилась и погрозила ему кулаком. Супесок послал ей воздушный поцелуй и основательно затянулся самокруткой.
– Сидите уже, изверги! – крикнула она. – Вот вернется господин Виль, все ему расскажу!
– Ну ты уж и покажи тогда! – рассмеялся Супесок, в две затяжки уничтожил самокрутку и швырнул окурок в воду.
– Тьфу на вас! Охальники! – Женщина подняла таз с бельем, подхватила свободной рукой клетчатую пышную юбку и пошла по тропинке. Супесок проводил ее долгим задумчивым взглядом и произнес совершенно неожиданно:
– А ведь нас с вами эклентом травят, доктор.
Андрей кивнул. Тонкий, едва заметный привкус наркотика он ощутил сегодня в каше и почти ничего не съел. В краюхе хлеба, по счастью, не было никаких примесей, но она ничуть не утолила его голод.
– То-то вы не ели ничего, – Супесок прищурился и некоторое время рассматривал развешенную для сушки рыбу – длинные серебристые ряды рыбных тушек невольно заставляли желудок голодно бурчать. – Я думаю, бежать отсюда надо.
Андрей поднял с земли камушек, взвесил на ладони и бросил в воду.
– Как? И куда? – спросил он.
– Вот вы как считаете, сколько времени мы продержимся на этой еде, пока не начнутся необратимые изменения?
– Не больше трех недель, – прикинув, ответил Андрей, – и то если будем есть мало.
– Хреново, – проронил Супесок. – Нам бы продержаться до начала дождей. И рвануть отсюда в самую первую ночь. Транспортной связи с внешним миром у них не будет, а с телеграфом я бы поработал – ничего бы никому не сообщили. А мы тем временем убрались бы подальше. Не очень-то мне хочется тут овощем умирать.
– Сейчас бы рыбы… – вздохнул Андрей, глядя в сторону соседнего острова. – Знаете, Виль сделал мне предложение, от которого невозможно отказаться.
И он рассказал товарищу о своей беседе с Вилем, разумеется не отягощая его информацией о Туннелях и кораблях на орбите. Все получалось просто: Несса передаст куратору ряд важных документов по внутренней политике Аальхарна, за это Виль инсценирует смерть своих подопечных, чтобы Супесок и Андрей смогли тайком покинуть гостеприимные Белые острова. Супесок внимательно выслушал рассказ и расхохотался в голос:
– Доктор, ну какой же вы наивный! Во-первых, какие именно документы? Если это какие-то данные, например по химическому составу горючего огня, то вашу дочь обвинят в шпионаже – и я не думаю, что государь встанет на ее защиту. Во-вторых, после мятежа, вы уж простите, она под замком сидит, и хорошо если просто под замком. А в-третьих… Если уж вы с ним и пришли к какому-то соглашению, то зачем он кормит нас эклентом? Ну и хитрая же сволочь этот Виль! Хочет и на елку влезть, и задницу не ободрать, н-да…
Андрей хотел было ответить, но в это время на берегу соседнего острова показался заросший бородой мужик в рыбацкой куртке. Со стороны он напоминал лохматое животное, которое для забавы нарядили в человеческую одежду.
– Эй, вы! – крикнул он. – Это вы, что ли, государевы преступники?
– Ну мы, – Супесок решил взять инициативу в свои руки. – А тебе чего?
Бородатый посмотрел сперва на Супеска, затем на Андрея и вдруг снял шапку и поклонился в ноги.
* * *
– Друзья, за свободу!
Разнокалиберные кружки с крепкой брагой взметнулись над широким деревянным столом, заставленным простой, но обильной снедью. Андрей пригубил браги и поморщился – терпкая до горечи, она ухнула вниз и обожгла желудок. Поежившись, Андрей потянулся к внушительному куску рыбы, заботливо подложенному в его тарелку хозяйкой дома.
Как оказалось, на Белых островах жили в большинстве своем беженцы из столицы и центральной части страны, покинувшие свои дома почти сразу после прихода императора Торна к власти. Государя тут откровенно не любили, не считали нужным эту нелюбовь скрывать, и когда выяснилось, за что, собственно, сослали Андрея и Супеска, то Шерко, ингвасил, то бишь мастер жемчужного промысла, приказал устроить пир в честь дорогих гостей. Андрей смутился – из-за того, что на него смотрели как на национального героя, ему было весьма не по себе, зато Супесок освоился моментально и после первого тоста за свободу Родины от диктатора уже рассказывал в красках и лицах о том, как замышлялось восстание, какие чудеса героизма проявили патриоты и чем все закончилось. В доме ингвасила собрался почти весь поселок, исключая, разумеется, тех, кто был на промысле, и люди слушали бывшего главу охранного отделения с раскрытыми ртами. Андрей подумал, что так будет лучше, и теперь отдавал должное отлично приготовленной рыбе и смотрел по сторонам, разглядывая соседей.
Ингвасил, разумеется, был самой колоритной фигурой. Здоровенного роста, сутулый, огненно-рыжий и лохматый, с ярко-голубыми глазами, он напоминал сказочного тролля, и Андрей очень удивился, узнав, что много лет назад этот аристократ был знаменитым столичным финансистом. Откупиться от национализации он не успел, а служить узурпатору не пожелал и отправился в добровольное изгнание на север. Теперь это был знаток жемчужного промысла, уважаемый господин, который, благодаря старым связям и знанию трех языков, сумел наладить контакты чуть ли не со всеми странами ойкумены, и теперь розовые и голубые жемчужины с Белых островов украшали короны государей и ожерелья знатных дам от Амье до Полуденных островов.
Остальные островитяне были тоже по-своему интересны. Светлокосая женщина, фигуру которой Супесок так высоко оценил днем, оказалась в прошлом танцовщицей государева балета, которую превратности судьбы заставили забыть о танцах, – теперь она занималась сортировкой жемчуга, делая это с тем же изяществом, с которым выходила на сцену. Бывший мастер-златокузнец Ольт теперь починял сети, вздыхая о своей потерянной мастерской, а дородная дама, что сейчас разносила хлеб на деревянном блюде и шпыняла детишек, которые возились под столом и то и дело норовили стащить кусок рыбы, до сих пор сохранила идеальную осанку аристократки.
Но наиболее любопытным персонажем был, конечно, Дорох. Профессиональный революционер, он начинал свой путь еще при прежнем государе Луше – с тюрьмы особого режима для малолетних, и прошел пытки инквизиции, ссылки, Нервенскую каторгу, с которой почти никто не возвращался. Он прославился тем, что организовал самый первый теракт против нового императора – подорвал карету Торна напротив здания Центрального столичного банка, был пойман, изуродован на дыбе и спасся только благодаря тому, что в столицу вошли амьенские войска. Теперь же, занимаясь штопкой порванных сетей, он вздыхал, вспоминая бурную молодость, и именно ему первому из местных жителей пришла в голову мысль об организации побега.
