– Я бы эту веревку ей на шею накинул, – мрачно сообщил Супесок. – Доктор, ну неужели вы верите в то, что она в самом деле посланец?
– Верю, – кивнул Андрей. – Да, я верю, несмотря на то что она пришла тайно, ночью, как… ну как дзёндари. А еще я вижу в ней не злостную маньячку, а несчастную девчонку, которая ничего хорошего в жизни не видела и которую никто никогда не любил и не жалел. И то, что она, как вы говорите, лжива, жестока и цинична, это не порок ее, а большая беда, от которой она сама бесконечно страдает.
Супесок вздохнул.
– Вот слушаю вас и понимаю, что вы действительно Заступник, – сказал он. – И говорить нечего.
Мари пришла в себя через час после этого разговора. Лежа на койке, она безучастно смотрела в потолок и думала о странных ярких снах, которые ей снились, а еще о том, что связанные руки затекли, и вряд ли она что-то сможет ими делать в ближайшее время. Грудь и живот жгло, но Мари знала, что ее раны заживут.
– Как ты себя чувствуешь? – услышала Мари голос доктора Андерса и, повернув голову, обнаружила, что тот стоит возле кровати и внимательно смотрит на свою пациентку. Заступник он или нет, но лекарник хороший.
– Терпимо, – ответила Мари. – Пить очень хочется.
Андерс взял со стола стакан воды и присел на кровать рядом с Мари.
– Немного и маленькими глотками, – предупредил он. Когда Мари напилась, доктор отставил стакан и сказал: – Я хочу развязать тебе руки, но опасаюсь, что ты сделаешь что-нибудь со мной или с собой.
Мари криво усмехнулась.
– Это было бы здорово, доктор. А то даже не почесаться. Не волнуйтесь, я обещаю, что ничего плохого не сделаю.
– Вот и хорошо, – с облегчением произнес Андерс и принялся развязывать узлы: затягивая их, Супесок потрудился на совесть.
Мари пошевелила освобожденными пальцами и негромко сказала:
– Спасибо.
– Да не за что. Мари, а ты и правда принесла послание императора?
Она посмотрела доктору в глаза: нет, не шутит и спрашивает совершенно серьезно.
– Ну что вы, конечно, нет, – сказала она. – Император послал меня убить вас и Супеска.
В лице Андерса что-то дрогнуло, и он на миг сделался очень несчастным, словно родитель, уличивший во лжи любимого ребенка.
– И ты выполнишь приказ? – спросил он.
Мари подумала, что любой другой на его месте уже бы удирал без оглядки, и ответила абсолютно правдиво:
– Я не знаю.
Андерс облегченно улыбнулся, и Мари вдруг поняла, что он волновался вовсе не за себя – за нее. Ей вдруг стало очень стыдно и неловко.
– Тебе сейчас нужно отдыхать и поправляться, – сказал Андерс и поднялся. – Поспи, не буду тебе мешать.
– Супесок меня сегодня зарежет, – выпалила Мари. – Скажите напоследок, доктор, вы действительно Заступник? Это все, что я хотела бы узнать.
Андерс как-то беспечно пожал плечами и ответил ей в унисон:
– Я не знаю.
Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, и Мари не в силах была отвести взгляд, словно доктор читал что-то в ее сердце.
В ее жизни никогда не было места богу. Ни в раннем детстве, когда от легочного жабса умерли родители, ни на войне, ни под пытками, ни даже тогда, когда она сняла с руки мертвого брата веревочный браслет и прочла его последнее послание сестре. Но теперь бог вдруг неожиданно сел на койку и обнял Мари – так, как мог бы обнять отец давно потерянную дочь. И Мари расплакалась: громко и искренне, как пропавший и найденный ребенок.
Спустя два часа Супесок увидел, как Андрей осторожно выводит дзёндари из дома. Было видно сразу, что каждый шаг дается ей с трудом, но Супесок знал, что эта дрянь настолько упряма, что из гордости сейчас даже сплясать может – лишь бы показать характер. Видывал, случалось.
– Вы куда? – спросил он, на всякий случай вынимая пистоль.
Дзёндари посмотрела на него, и Супесок увидел, что ее глаза красны от слез.
– Мари уходит, – пояснил Андрей. – Ей уже лучше, она отправляется домой. Не знаете, во сколько от почты отходит дилижанс?
– Не знаю, – ошарашенно ответил Супесок. – Доктор, вы что? Да она нас сегодня же ночью передушит, как цыплят!
– Не передушит, – уверенно сказал Андрей и обратился к Мари: – Тебя довести до почты?
– Не надо, – ответила она. – Я сама.
– Ну смотри.
Уж Супесок-то смотрел во все глаза – он никак не мог понять, какой святой простотой нужно быть, чтобы вот так запросто отпускать на все четыре стороны убийцу, который заявился отправить тебя на тот свет. Неужто рассчитывает, что император оценит такой жест доброй воли?
– Прощайте, – сказала Мари, вышла за калитку и поплелась по дороге в сторону почты. Соседская собака брехнула было на нее, но тотчас же осеклась. Андрей смотрел ей вслед с неподдельной тревогой и сочувствием.
– Доктор, вы никак с ума свернули, – сокрушенно покачал головой Супесок. – Я вас не понимаю.
Мари остановилась на перекрестке – теперь ей нужно было свернуть направо, чтобы выйти к почте, но она замерла и некоторое время стояла, покачиваясь и глядя в землю. Супесок подумал, что дзёндари умерла и вот-вот упадет, но она в конце концов повернулась и пошла обратно.
И Андрей вышел ей навстречу.
* * *
Рубины были впечатляющими. Оправленные в золотое кружево изящного колье, они казались застывшими каплями крови, что стекали по шее; золота в оправе было немного, и Несса, глядя в зеркало, думала, что эффект очень уж разительный.
– Мне словно отрубили голову, – сказала она, отворачиваясь от зеркала и снимая колье. – Страшно.
– Иногда красота может быть и страшной, – сказал главный поставщик двора и ведущий представитель всех ювелирных домов столицы, высокий сулифатец, укутанный с ног до головы в полосатое одеяние. – Но в сочетании с алым платьем на Празднике осени это будет не страшно, а восхитительно, ваше величество.
Несса взвесила колье на ладони и протянула поставщику.
– Странно, Вивид, – сказала она, – почему владыка Хилери решил сделать мне такой подарок.
Кембери, который сегодня заменял преподобного Аль-Афхани, усмехнулся под тканью, закрывавшей лицо.
– Информация, которую вы передали ему, моя госпожа, просто бесценна. А это колье хранилось в сокровищнице Амье еще со времен языческих государей, и в свое время его носила сама прекрасная Альджурна. Владыка надеется, что вы, как и она, всегда будете очаровательны и обретете счастье в любви.
Он держал ее за руку слишком долго – гораздо дольше, чем положено по дворцовому протоколу. Рубиновые капли колье стекали из их сжатых ладоней, и само время, казалось, прекратило свой бег. Наконец Несса встрепенулась, освободила свою ладонь и промолвила:
