— Изабо? — дракон произнес это имя с неприязнью. — Что такое… Изабо?
— Она ребенок… была… ребенком. Дракон оставил ее у меня на пороге. — Мегэн впервые встретилась с драконом глазами, и замерла, не в силах отвести взгляда. Ей казалось, время многократно ускорило свой бег, стремительно мелькают годы, и так же стремительно кружатся по своим орбитам планеты и звезды. Над ее головой, сменяя друг друга, отцветали закаты и неслись облака, мир крутился вокруг своей оси, и холодно поблескивали глаза дракона. Она увидела такую муку, которой никогда не могла представить, всепоглощающий голод, ревностно хранимое знание, и холодный блеск драконьих глаз.
Внезапно она услышала, как по одежде скребут крошечные коготки. Вскарабкавшись на плечо, Гита пронзительно заверещал ей в ухо. Мегэн очнулась, с ужасом осознав, что ее отделяют от дракона считанные дюймы. Он нависал над ней, недобро улыбаясь.
— Стало быть, у человеческой ведьмы есть друзья? — ехидно спросил он, метнув в донбега огненный язычок. Гита испуганно юркнул под плед.
— Я хочу понять, почему драконы в своей мудрости и проницательности решили оставить малютку Изабо на мое попечение. — Мегэн осторожно подбирала слова, обращаясь к чешуйчатой драконьей ноге — единственному, что она могла видеть, не задирая головы.
— Почему Круг Семи должен интересоваться делами ничтожных людишек? — пренебрежительно спросил дракон, выпустив небольшое облачко дыма.
Глаза Мегэн блеснули. Наконец ей удалось пробить брешь в его обороне и что-то узнать.
— Шестнадцать лет назад, вернувшись в мое тайное убежище, я обнаружила на пороге малютку, зажавшую в кулачке драконий глаз. Было не так уж трудно догадаться, чей это ребенок, но как и почему она оказалась у меня на пороге? Я вижу лишь один возможный ответ — драконы выбрали меня, чтобы я вырастила Изабо. Но я не знаю почему.
Дракон снова зевнул, хотя и менее убедительно, чем в прошлый раз, и зашуршал крыльями.
— Если даже твоя история окажется правдой, с чего ты взяла, что мы станем держать перед тобой ответ? — Дракон вложил в последние слова бездну презрения.
— У Круга Семи должны были быть веские причины, чтобы вмешаться в дела страны, — сказала Мегэн, стараясь не смотреть ему в глаза. — Я попыталась выполнить эту задачу, но если нужно, чтобы я добилась успеха, я должна понимать, чего от меня ждут.
Дракон улыбнулся, расправляя огромные желтые крылья. Мегэн почувствовала, что у нее подгибаются колени.
— Ты ничего не знаешь.
— Я знаю достаточно, чтобы прийти сюда и найти тебя.
— И все же ты ничего не знаешь.
— Именно поэтому я прошу у Круга Семи аудиенции.
Дракон впился в нее долгим взглядом. Желание взглянуть ему в глаза стало почти невыносимым.
— Круг Семи не желает говорить с тобой.
— Но…
— Гнев против твоего народа до сих пор не утих. Уходи, пока я не превратил тебя в пепел!
На некоторое время воцарилось молчание — Мегэн отчаянно подыскивала аргументы, которые заставили бы его сдаться.
— Ты больше не интересуешь меня, ведьма. Уходи. — В голосе дракона слышалась угроза, из ноздрей вырывались струйки дыма. — Уходи!
Неохотно поклонившись, Мегэн начала спускаться. На нее нахлынуло пронзительное чувство поражения. Она казалась себе усталой и очень, очень старой. Оступившись, Мегэн упала, сильно ударившись лбом и рассадив локоть. Ругнувшись, она сморгнула слезы, невольно навернувшиеся на глаза. Давно уже ей не случалось чувствовать себя такой слабой и беспомощной. Боль принесла с собой воспоминания о Дне Предательства, когда рухнула вся ее жизнь, лучшие друзья погибли или пропали, а ей самой едва удалось спастись. Сотни лет ведьмы правили Эйлиананом. Никто из них не предполагал, что возлюбленная Ри может восстановить против них народ. Они, безусловно, были слишком самонадеянны, но разве за это карают сожжением? Однако, многие члены Шабаша погибли в огне, и над древними башнями поднимался жирный черный дым.
Мегэн снова почувствовала прилив решимости. Она не позволит растоптать Шабаш только из-за того, что Банри опасается соперниц. Несмотря на то, что все тело болело, а по щеке ползла струйка крови, Мегэн заставила себя встать и медленно заковыляла вниз.
В День Предательства она бежала с помощью мелких лесных зверьков, которые показывали ей тропки, скрытые в чаще, и предупреждали об опасности. Она скрылась в своей потаенной долине, но не оставила попыток спасти друзей и наладить сбор сведений о том, что происходит в стране. Очень скоро она узнала, что за ее голову назначена награда и появляться в населенных местах стало слишком опасно. Она покидала свою долину только для того, чтобы узнать новости и купить талисманы из Башен, которые порой обнаруживались в повозках бродячих торговцев. Однажды она нашла на пороге Изабо, и воспитание малышки еще больше ограничило ее передвижения. Так прошло шестнадцать лет. Все эти годы Мегэн медленно, но неустанно подтачивала власть Банри, и сейчас она не собиралась сдаваться.
Как только площадка, на которой она разговаривала с драконом, скрылась из виду, ведьма остановилась на отдых. На сей раз она развела костер и сварила себе еду. Конечно, перед встречей с драконом следовало отдохнуть. Нельзя было разговаривать с ним, когда голова кружилась от голода и усталости. Гита предупреждал ее, но спешка оказалась сильнее обычной осторожности. Она услышала, как фыркнул донбег, когда она мысленно признала свою ошибку, но ничего не ответила. Она думала о том, что следует сделать. Гита вскочил ей на плечо и просунул прохладную лапку за воротник, но Мегэн знала, где она ошиблась и как избежать новых ошибок.
На рассвете она снова направилась к площадке у подножия лестницы и решительно вошла под арку.
Узкие ступени круто поднимались вверх. Глаза Мегэн испуганно расширились, когда она увидела, какой высоты была каждая ступень — серьезное испытание для человека ее роста. Стены по обеим сторонам лестницы были украшены загадочными фигурами и символами — лунами и звездами, кругами и волнистыми линиями, изображениями битв и коронаций, колдовских обрядов и волшебных существ, окруженных причудливыми каменными венками из диких роз и терновых ветвей. Мегэн обнаружила, что изменчивый орнамент, вьющийся по стене, неодолимо притягивает глаз. Казалось, в камне воплотилась какая-то занятная повесть, но Мегэн не знала языка, на котором она написана, она просто любовалась рисунками.
Чем выше она поднималась, тем более холодным и разреженным становился воздух, и Гита все больше жалел о своем уютном маленьком гнездышке в доме-дереве. Мегэн радовалась его болтовне, помогавшей заглушить дурные предчувствия. Один раз над ней мелькнула тень дракона. Мегэн обнаружила, что скорчилась у стены в приступе инстинктивного страха.
Как только стемнело, Мегэн пришлось сделать остановку: темнота скрывала многочисленные выбоины на ступенях. Несмотря на то, что ночь выдалась холодной, она не решилась разжечь костер. Подкрепившись хлебом и сушеными фруктами, она согрела воду для чая, как это делала Изабо, и устроилась поудобнее, глядя на звезды. Они казались ближе и ярче, чем когда-либо раньше, и Мегэн глядела на них с уже привычным чувством тревоги.
