— Как найти вашу знахарку? — спросила она и услышала, что та живет в маленьком домике за околицей.
— Знахарка поможет тебе, девушка, — несколько раз повторили женщины. Поблагодарив их, Изабо поехала по грязной улице, думая о том, какими тощими кажутся здешние дети и насколько ветхие в этой деревне дома. Здесь, у самых гор, зима должна была быть суровой.
Домишко знахарки стоял в небольшой роще, позади него журчал ручей. Несмотря на то, что дом был небольшим, крыльцо было чисто вымыто, как ни в одном из деревенских домов. Изабо осторожно спешилась и оставила Лазаря пастись на свободе. Прежде чем распахнуть калитку и подойти к дому, она опытным взглядом окинула сад и подивилась разнообразию растущих в нем трав. Знахарка могла лечить односельчан, пользуясь только растениями из своего садика. Изабо заметила даже грядку, засеянную льном — должно быть, его не так-то просто вырастить в таком холодном климате. Она усмехнулась, вспомнив, что надеялась продать знахарке какую-нибудь траву.
Дверь распахнулась прежде, чем она успела постучать. Изабо осталась стоять на пороге с повисшей в воздухе рукой.
— Входи, входи, — запыхавшись, проговорила пожилая женщина. — Чем я могу тебе помочь? У тебя задержались месячные, девочка? У меня есть чай из девясила, который поможет.
— Почему же не из душицы? — удивилась Изабо. — Я вижу, у вас прямо под дверью замечательный сад, а за девясилом придется тащиться в горы.
— Верно, — сказала пожилая женщина, метнув проницательный взгляд. — Но у меня большой запас девясила, еще с прошлого лета. Но я думаю, ты пришла сюда не за этим. Ты голодна? Похоже, ты несколько дней не ела досыта. А у меня как раз поспела похлебка.
От облегчения у Изабо закружилась голова. Она, не колеблясь, шагнула вперед.
— А твой конь не убежит, если его не привязать? — спросила знахарка.
Изабо покачала головой.
— О нет, он очень хорошо выучен, — ответила она, садясь в одно из кресел, стоявших перед очагом, и протягивая озябшие руки к огню.
Знахарка проворно сновала по крохотной кухоньке, ставя на огонь чайник, доставая чашки и миски, протирая ложки тряпочкой, и, не переставая болтала, что-то о тяжелой зиме, поздних заморозках и о том, как трудно ей стало собирать редкие травы и коренья.
Изабо позволила себе расслабиться, внезапно осознав, как она устала и проголодалась. Когда знахарка протянула ей чашку с чаем, она взяла ее и сделала осторожный глоток. Вкус чая был ей незнаком. Казалось, в ее теле не осталось ни одной кости. Знахарка подала ей миску, наполненную густой ароматной похлебкой. Изабо накинулась на еду.
— Так что же такая хорошенькая девушка делает в этих горах одна? — спросила знахарка, устраиваясь у очага. Отсветы огня заиграли на ее морщинистом лице.
— Иду на юг, — с набитым ртом пробормотала Изабо.
— Идешь на юг? И почему молодые люди так стремятся на юг — там нет ничего, кроме грязного города, сурового моря да пиратов. Должно быть, ты идешь в город на заработки? — Изабо кивнула. — Одна, с лошадью, на юг. — Изабо снова кивнула, вытирая миску кусочком хлеба и пытаясь отвести голодные глаза от котелка, все еще висевшего над огнем. — Разве у тебя нет родственников, которые о тебе беспокоятся? — спросила знахарка, забирая у Изабо опустевшую миску и вновь наполняя ее.
Теперь пришло время рассказать историю о старой бабушке, которая живет в горах. Она открыла было рот, но к собственному удивлению ответила:
— Нет, я никогда не знала своих родных.
— Они умерли, когда ты была маленькой?
— Нет, то есть… я не знаю. Я найденыш.
Изабо очень удивилась, что рассказала все это с такой легкостью. Она взглянула на знахарку, но ее морщинистое лицо было спокойно, черные глаза смотрели мимо Изабо — казалось, женщину гораздо больше интересует содержимое котелка. Тревога девушки рассеялась.
— Найденыш! Как интересно. Никогда еще не встречала человека, которого бы нашли. И кто же тебя нашел?
— Моя опекунша. Я называю ее бабушкой, но на самом деле она мне не родная.
— А где она живет? И как ее зовут?
— M-м… М-м… M-м…— попытавшись ответить, Изабо обнаружила, что язык ей не повинуется. Она снова попыталась. — Она живет…— и опять обнаружила, что не может говорить, а ее рука, поднявшаяся с колен, чтобы указать на горы, застыла в воздухе. Изабо попробовала еще раз, но ее губы почему-то никак не могли выговорить «Драконий Коготь». Через миг ее рука упала на колени. Она продолжила есть, изредка встряхивая головой, словно для того, чтобы избавиться от комариного звона в ухе.
— Ты живешь на торфяниках?
Изабо открыла рот, чтобы ответить «да», но услышала собственный голос:
— Нет, в горах, — теперь ее охватила настоящая паника от того, что она с такой легкостью выбалтывает все, что намеревалась скрыть.
— В горах! — воскликнула знахарка. — Должно быть, у вас была суровая зима — нас завалило снегом, многие поумирали от холода. В основном, конечно, старики да малые дети. Я ничего не могла сделать — мой сад замерз, а дом замело снегом. А в горах, должно быть, было еще хуже.
— Мы почти никогда не чувствуем холода, — сказала Изабо, вспомнив о том, как однажды снег лежал островками на склонах их долины. Даже в середине зимы в их долине не было холодно. Только сейчас Изабо впервые задумалась об этом и вспомнила, что, когда они покидали долину, пришлось пробиваться сквозь глубокие снега.
— Должно быть, вы жили в каком-нибудь укромном местечке, — заметила знахарка, забирая у Изабо пустую миску.
— Да, — согласилась Изабо.
— И все-таки я слышала, что это очень суровые горы. — Должно быть, молодой девушке нелегко там жить.
— Ну, не знаю, — протянула Изабо, задумавшись. Жизнь никогда не казалась ей трудной; все, что ей приходилось делать, это прясть и шить, собирать травы и слушать поучения Мегэн. Вспомнив тощих ребятишек и изможденных деревенских женщин, она подумала, что ей, возможно, жилось гораздо легче, чем им. Она никогда не голодала и не испытывала недостатка в теплой одежде или обуви.
— Должно быть, твоя опекунша очень мудрая женщина, если вы живете в горах, среди бурь и холодов, и не терпите нужды.
— О да, она мудрее всех. Она знает все о растениях, зверях и погоде, — пролепетала Изабо. — Она по запаху ветра может сказать, когда пойдет снег, и она…— Внезапно девушка снова обнаружила, что не может говорить. Ее мысли разбегались, и она никак не могла вспомнить, что собиралась сказать. — Она очень мудрая женщина, — закончила она сбивчиво.
— Так как, ты говоришь, ее зовут? — спросила знахарка, но Изабо опять не смогла ответить — имя Мегэн застряло у нее в горле. Откинувшись на спинку кресла, она обнаружила, что не может даже поднять руку, чтобы потереть ноющий лоб. Тени в маленьком домике сгустились, нависая над двумя креслами у очага, будто живые. Изабо почувствовала страх, вяло, как сквозь вату. Язык казался распухшим и неповоротливым, во рту появился неприятный привкус.
