Йен к этому времени полагал, что уже научился понимать итальянцев, но он ошибался. Они все еще были способны сбивать его с толку.
– Прошу прощения?
От ярости лицо Чезаре налилось кровью.
– Никогда в жизни Лючия ни о чем меня не просила. Каждый раз, когда я видел ее, она задирала нос с таким видом, как будто была готова плюнуть мне в лицо. Но только не теперь, когда она пришла просить за вас. Нет! Ради вас она просит милостей. Ради вас она опускается на колени. Моя родная дочь на коленях? – Его голос перешел в крик. – Вам нет прощения за то, что вы прислали ее просить за вас!
– Что? – Йену не надо было изображать изумление, оно было искренним.
Лючия на коленях перед своим отцом? Это невозможно.
– Ваше высочество, не понимаю, о чем вы говорите. Вы вызвали...
– Ха! – Чезаре смерил Йена злобным взглядом. – Oна написала письмо с просьбой принять ее, но меня не обманешь. – Он осуждающе указал пальцем на Йена. – Вы прислали ее ко мне. Верни ему его профессию, говорит она. Пожалуйста, папа, поговори с его правительством, просит она. Я хочу, чтобы он был счастлив, говорит она! Счастлив? – Чезаре быстро похлопал в ладони. – Я спрашиваю, какое право он имеет быть счастливым, после того, что он совершил, а она говорит, что это произошло только по ее вине! Что вы с ней сделали, англичанин, что она приходит ко мне и берет на себя вину за ваш позор? Вы заставили ее так говорить? Она утверждает, что нет, но я думаю, да!
Йен смотрел на принца, и когда догадался, что произошло и что сделала Лючия, он понял, что Уильям был прав. Бывают времена, когда все в жизни становится на свое место. Бессмысленная апатия, неделями владевшая им, исчезла, и что-то другое заняло ее место. Чувство возвращения домой. Он теперь знал, кто он, чего хочет и где его место. Он обошел сбоку Чезаре и направился к двери.
– Я не закончил! – взревел Чезаре, оборачиваясь. – Куда вы идете?
Йен остановился и взглянул на Стэнтона.
– Ну, черт побери, я не поеду в Анатолию.
С этими словами он вышел из комнаты, оставив Уильяма с его незавидными трудами по международной дипломатии. Ему предстояла более важная работа.
На Портмен-сквер Лючия вошла в библиотеку и села на свое любимое место на столе. Она вспоминала, как они с Йеном сидели здесь в предрассветные часы и разговаривали. Она думала о том, сколько пройдет времени до того, как его пошлют в Константинополь или в какое-то другое место. Она напомнила себе, что иногда он будет приезжать домой, но это было слабым утешением. Ее радовало лишь сознание, что скоро Йен вернется к своей работе, как ему и хотелось.
Сначала Чезаре отказал ей в ее просьбе. Ей бы следовало знать, что даже просьба на коленях не тронет его. Она была вынуждена прибегнуть к шантажу и обрадовалась, когда он уступил, потому что на самом деле она никогда не стала бы писать мемуары для бульварных газет. Йену бы это не понравилось.
Раньше она не могла себе представить дом, в котором рядом с ней не было бы мужа, но все сложилось по-другому. Для счастья ей было достаточно дома и семьи, но она полюбила человека, которому этого никогда не будет хватать. Может быть, потому что он не любил ее так, как она его. Несмотря на то, что он поступил благородно и женился на ней, не любовь была этому причиной. Тем не менее он дал ей дом, место в жизни. Теперь она вернула ему цель жизни, и он снова станет самим собой. Это все, чего она хотела.
Она представляла его сидящим в кресле. В ту ночь, когда он рассказал ей о своей первой любви, а она поведала ему о своем прошлом.
– Я люблю тебя, – сказала она, как будто он сидел перед ней. – Надеюсь, турки не доставят тебе слишком много хлопот. Только... – Она сдержала рыдание. – Только не выдавай своих чувств, и преимущество будет за тобой.
– Не плачь.
Она подняла голову и, повернувшись, увидела, что он стоит на пороге. Только когда он возник перед ее полными слез глазами, она поняла, что он сказал.
– Я не плачу, – сказала она и тут же прикусила губу и отвернулась.
– Лгунья.
Сдерживая слезы, она смотрела на его кресло. Она надеялась, что у нее будет еще время до его возвращения из Уайтхолла – время прийти в себя. Но теперь было поздно. Она уже выдала себя, и он поймет. Он такой благородный, он почувствует себя виноватым в том, что уезжает.
Он подошел к ней и, взяв за подбородок, посмотрел ей в лицо.
– Лючия, что ты сделала?
Он знал.
– Полагаю, Чезаре рассказал тебе, – сквозь слезы сердито сказала она. – Я просила его не говорить тебе об этом, но мне следовало знать, что он не послушает меня.
Будь он проклят!
– Он в ярости ворвался в кабинет Стэнтона, громко крича о том, как ты пришла к нему и умоляла его помочь мне снова стать послом. – Он положил руки ей на плечи. – Жена, я не знаю, целовать тебя или ругать. Когда я думаю, чего, должно быть, тебе стоило прийти к нему... – Он замолчал и сжал ее плечи. – Почему ты это сделала? Почему?
– Я люблю тебя. Я должна вернуть тебе то, что отняла у тебя.
Он снял ее со стола и крепко поцеловал.
– Никогда больше не делай этого, – приказал он. – Я говорю серьезно. Никогда не приноси в жертву свою гордость ради меня или кого-то другого!
– Ну, с этим покончено. – Она проглотила ком в горле и, глядя на его безупречно завязанный галстук, спросила: – Так когда ты уезжаешь в Анатолию?
– Я не поеду в Анатолию.
– Не поедешь? – Она посмотрела на него. – А куда же ты поедешь?
Йен обнял ее за талию.
– В Девоншир.
Сердце Лючии чуть не выскочило из груди, и она испугалась, что неправильно поняла его.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что я отказался. Сказал им «нет».
– В самом деле? Но почему? Твоя работа для тебя – все. Если у тебя ее не будет, что ты станешь делать?
Он сделал вид, что задумался.
– Устраивать браки, может быть? У меня это неплохо получается, как мне кажется. – Он крепче обнял ее за талию, – Между прочим, я был у твоей матери.
Лючия широко раскрыла глаза от такой неожиданной перемены темы разговора.
– Ты ездил к маме?
– Да, я заехал к ней после Уайтхолла. У меня было дипломатическое поручение устроить ее брак с лордом Честерфилдом.
– Что? – С каждой минутой Лючия все больше удивлялась. – Мама никогда не выйдет за Честерфилда. Она так мне сказала.
Йен поцеловал ее в нос.
– Вот почему я дипломат, а ты нет. Я обговорил с обеими сторонами условия, и свадьба будет в декабре. Я должен был это сделать, и, надеюсь, ты ничего не имеешь против. Ведь не мог же я баллотироваться в парламент, имея тещу-куртизанку, Я бы никогда не получил ни голоса.
