— Вы давно знакомы с Ильей Станиславовичем, вы были одной семьей, — невозмутимо пожала я плечами. — Вы можете знать, были ли у него недоброжелатели, например.
— Господи, откуда? — немного фальшиво, на мой взгляд, возмутилась Алина Геннадьевна. Тонкие брови ее взметнулись, нарушив идеальную гладь лба двумя продольными морщинками. — Я никогда не лезла в Илюшины дела, его работа меня не касалась. Понятия не имею, были ли у него недоброжелатели!
— А где вы сами были вчера вечером? — поинтересовалась я, стараясь, чтобы в голосе не звучало подозрительных ноток.
Но старания мои пошли прахом — Алина взвилась, сверкнув синими глазами. Пушистые каштаново-золотистые волосы яростно взметнулись.
— Черт побери! Да вы что, решили, что я убила собственного мужа? Бывшего, то есть, — поправилась она, попытавшись овладеть собой. — Зачем мне это надо, спрашивается?
— Алина Геннадьевна, прошу вас, ответьте на мой вопрос. Думаю, это не слишком сложно, — спокойно предложила я, раздумывая. Поведение Курской можно было назвать по меньшей мере странным. То она бесится, то впадает в оцепенение. Последствия стресса? Или плохая актерская игра? Пока непонятно.
— Ну знаете! — вновь вспылила Алина. — Мне даже следователь не посмел задать такого вопроса. Я думала, мужчины дурнее женщин во сто крат. Женщины обычно тактичнее. Так нет, вы переполнили чашу наглости и хамства! У меня убили мужа, вам понятно? Пусть бывшего, но все-таки почти родного человека! Неужели до вас не доходит?
Я пожала плечами и пояснила невозмутимо:
— Работа такая, Алина Геннадьевна. Так где вы были вчера с двенадцати до часу ночи?
Моя настойчивость возымела эффект, и Курская, посмотрев на меня с пренебрежительным отвращением, как на залипшую в паутине муху, ответила:
— Дома была, спала.
— Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?
— Не понимаю вас, — развела руками Алина, снова становясь уверенной в себе особой. Она взяла еще одну сигарету из лежавшей на столе невесомо-тонкой пачки «Vogue» и затянулась ментоловым дымком. — Что вы имеете в виду? Дети у бабушки, любовником я не обзавелась.
— Может быть, вам звонил какой-либо знакомый?
— В двенадцать ночи? — удивилась Алина, обхватив виски руками, и задумалась. В синих глазах сконцентрировался запас мыслей, которого хватило бы на десяток профессоров, корпящих над диссертацией.
Я терпеливо ждала, практически уверенная в виновности дамочки. Все ее странности все больше убеждали меня в этом. Не хватало только удобного момента, чтобы припереть ее к стенке. Но я дождусь. А нервишки у нас не слишком крепкие, и она обязательно допустит промах. Я уверена, интуиция меня редко подводит.
— Вы что, меня подозреваете? — тихо и беспомощно уточнила Алина, вскинув брови и осторожно коснувшись ладонью собственной щеки. — Неужели я могла… Нет, — с неожиданной решимостью произнесла она, — Татьяна Александровна, я вспомнила. Мне звонил мой старый знакомый, и он может подтвердить мои слова. Да-да, он позвонил около двенадцати или в полночь с минутами. Я еще рассердилась на столь поздний звонок.
Синие глаза почти подобострастно уставились на меня, умоляя: «Поверь и оставь меня в покое!»
Но как раз этого я делать не собиралась. Потому что Курская лгала. Как выражается один мой знакомый, «задом чую». И я перешла в атаку:
— Это замечательно! — Мой голос выражал бездну ликования.
Алина расслабилась, с надеждой взглянув в мои зеленые глаза.
А я коварно продолжила:
— Только будет еще более замечательно, если вы дадите мне телефон этого вашего знакомого и позволите позвонить ему. Не слишком сложно?
— Я… У него телефона нет, — растерялась женщина. Она, наивная, думала, что я поверю на слово. — Но я дам вам адрес — съездите, спросите! — воскликнула Алина, обрадовавшись.
Ха, адрес. А пока я поеду к черту на кулички, она созвонится со своим приятелем и обеспечит себе алиби.
— Алина Геннадьевна, не стоит, — величественно взмахнула я рукой. Наклонилась вперед, пристально глядя прямо в бездонные синие глаза, и жестко произнесла: — И за что же вы убили своего мужа?
За такую штучку мне однажды дали по физиономии, но — риск дело святое. На всякий случай я держалась в полной боевой готовности. И с нетерпением ожидала чистосердечного признания.
Алина разрыдалась, выронив сигарету на полированную столешницу. Все, сейчас последует сопливо-слезливое признание: «Да, я убила его, потому что иначе не могла!» Или еще что-нибудь в этом духе. Поняв, что в планы Курской не входит кидаться на меня и мочить подручными предметами, я расслабилась и даже закурила, с удовольствием ощутив терпкий вкус крепкого табака. И выжидающе уставилась на хозяйку квартиры. На убийцу. Наверное, Алина взяла машину и подъехала к аэропорту. Она могла вырядиться в джинсы и убрать волосы под шапку, чтобы ее приняли за мужчину.
Но чистосердечного признания все не следовало. Вместо того чтобы делиться наболевшим, Курская поднялась и вышла из комнаты, обращая на меня не больше внимания, чем на кресло подо мной. Или на пепельницу. Я нашарила в сумке пистолет и вцепилась в него, готовая к любой неожиданности. Следовать за Курской желания не возникло — вдруг она поджидает за углом с ножичком, собираясь замочить слишком рьяную детектившу в надежде потом как-нибудь избавиться от трупа? Таким же оригинальным образом, как от собственного супруга.
Из кухни донеслись обыденные звуки — открылся, а потом с истошным скрипом закрылся шкафчик, хлынула из крана вода.
Через пару минут Курская вернулась в комнату, сжимая в длинных тонких пальцах граненый стакан с мутноватой водой. Так же она держала нож, наверное.
— Как вы можете обвинять меня в убийстве? — тихо и утомленно выдохнула женщина, садясь на прежнее место напротив меня и залпом выпивая половину стакана. Потом она отставила посуду в сторону, едва не свалив пепельницу на пол. — Вы же ничего не знаете. Или вам совершенно все равно, кто сядет за решетку, лишь бы дело раскрыли? Тогда, конечно, почему бы не выбрать мою кандидатуру? Нет, не убивала я его, даже не думала об этом никогда! И не ревновала к новой жене. То есть ревновала, конечно! Но сдерживалась, потому что так было надо.
Теперь мне не требовалось даже задавать наводящие вопросы — слова лились сплошным потоком. Алина Геннадьевна напряженно закурила, не прекращая говорить. А я слушала, пытаясь понять — верю я ей или не очень.
— Он спасал меня, понимаете? Илья занял деньги у крутых ребят, охранявших его фирму. Они требовали долг, а Илья понимал — может и не расплатиться. И он решил, что разведется со мной, женится на этой учительнице. Тогда мне и детям нечего будет опасаться. Нас не тронут — мы же ни при чем. Я вовсе не считаю, что Илья поступил правильно, но это был единственный выход. А потом ему вроде бы удалось занять деньги у своего друга, но возвращать крутым долг не хотелось. Илья решил, что уедет в Москву. У него там связи, давно предлагали хорошую работу. Он купит квартиру и позовет меня к себе. Я к тому времени продам здесь квартиру, машину, заберу детей. Вот и все преступление, в котором я виновна. Конечно, надо было найти эти чертовы деньги. Продать квартиру, на худой конец, и переехать жить к маме. Но — комфорт, понимаете ли! — с неожиданной злобой на себя воскликнула Курская. — Да и Илюша твердил: «Все будет нормально», — с едким сарказмом передразнила она. — Нормально, как же!
