Он обязан убедить Ребекку, что ей опасно оставаться во власти Уэллса. Амос не только делец без чести и совести, убивающий ради прибылей. Он издевался и убивал несчастных женщин для удовлетворения своих маниакальных извращений. Она должна поверить Рори. Боже правый! Неужели она уже испытала на себе его безумную жестокость? Вполне вероятно, что страх перед этим чудовищем заставил ее написать такую странную записку на прошлой неделе.
«Я могу защитить ее. Отгородить от маньяка. Она должна убедиться в честности моих намерений» – так Рори убеждал сам себя, преодолевая милю за милей среди восхитительных пейзажей, ставших уже привычными его глазу.
Разумеется, Ребекка не имеет никаких оснований верить ему, особенно в настоящее время. С этой горькой истиной он был вынужден согласиться. Ее прошлая вина и его грубость по отношению к ней воздвигли между ними стену отчуждения. Но Рори, как и его верный конь, не раз брал с разбегу и более трудные препятствия. С такими обнадеживающими мыслями Рори въехал на широкую, обсаженную деревьями улицу столичного предместья.
Совершенно бессознательно он избрал путь, проходивший мимо владений Амоса и его элегантной городской резиденции. «Неужели ты надеешься увидеть ее хотя бы мельком?» – Эта мысль заставила Рори покраснеть. Он ведет себя, как влюбленный в девочку школьник. Вероятно, Патрик прав, когда предостерегает младшего брата от колдовских чар Ребекки Уэллс.
В тот момент, когда Рори собрался уже резко осадить Красномундирника и направить его по другой улице, старая тележка Эфраима Синклера вывернулась из-за угла. Рори натянул поводья и задержал коня в густой тени, отбрасываемой старой ольхой. Дерево, как нарочно, навевало ему воспоминания о встречах с Ребеккой.
Старик и мальчик в сопровождении гувернантки проехали мимо, занятые беседой. Мальчик громко смеялся, и Рори наконец-то смог увидеть сына Ребекки! Почему-то его спешно возвратили с Востока домой. Во внешности мальчика Рори уловил что-то знакомое. Заинтересованный, он не смог удержаться от искушения последовать за экипажем. Жалкая тележка Эфраима свернула на широкую мощеную дорогу, ведущую к стоящему на возвышении дому Амоса и предназначенную для роскошных карет. Тележка выглядела нелепо, приближаясь к украшенному колоннами величественному подъезду.
Рори осторожно, медленным шагом заставил Красномундирника продвинуться чуть вперед. Всадник и его конь укрылись под сенью очередного могучего дерева. Отсюда Рори было все отлично видно. Но он все-таки слез с коня, привязал его и дальше, пробираясь бесшумно по грунту, устланному иглами сосен, которыми Амос окружил свое владение, невидимый из окон дома, подкрался совсем близко.
Он сам не понимал, какая таинственная сила притягивает его, словно магнит стальную иглу.
Мальчик выпрыгнул из тележки, как только она остановилась у подъезда. Он был высок ростом. «Слишком вытянулся в длину для своего возраста», – отметил про себя Рори. Он подождал, пока мальчик, помогая выгружать вещи из тележки, не повернется к нему лицом.
Дыхание покинуло Рори, как будто он получил удар под ребро, как бывало в схватках на ринге. Он видел свое зеркальное отражение, себя в начале своего жизненного пути среди зеленых холмов Ирландии.
«Матерь Божья! Он мой!» – Рори застыл, скованный внезапным прозрением. Его подобие было рядом с ним, но он не смел не только коснуться его, но даже обнаружить свое присутствие.
Ребенок опустился на колени в траву и поднял упавшее с дерева птичье гнездо.
– Смотри, дедушка! Там были птенцы!
Мальчик подпрыгнул, демонстрируя Эфраиму найденное сокровище.
Тут появилась Ребекка, торопливо спустилась по мраморным ступеням.
– Майкл! Как я соскучилась по тебе!
Она нежно обвила руками своего сына. Это был сын Рори Мадигана, недоступный ему, скрываемый от него до этой самой поры. Майкл! Она назвала сына именем настоящего отца, хотя почему-то пренебрегла клятвой, заключенной под небесами, и отдала ребенка Амосу Уэллсу. Было ли это каким-то особым шагом с ее стороны, или в семье Уэллс была традиция называть наследников Майклом? Может, их родословное дерево требует такого имени?
Мадиган, прячась за деревьями, кипел от ненависти. Его ирландский темперамент заставлял произносить проклятия вслух.
– Ты ведьма, Ребекка! Ты отдала на воспитание маньяку Амосу моего сына. Слава Богу, что он мало времени посвящал малышу и не успел отравить его своим ядом. Я заберу у него вас обоих – тебя и Майкла. Клянусь!
Рори понадобилось время, чтобы прийти в себя после столь неожиданного, потрясшего его открытия. Корявые сучья, за которые он схватился в приступе гнева, оставили следы на его ладонях. Царапины кровоточили, он он не замечал этого. Словно слепой Рори побрел назад и с трудом нашел место, где привязал своего Красномундирника. Теперь ему еще многое предстояло обдумать, прежде чем он встретится в доме Селии наедине с Ребеккой.
Пока Рори строил планы и предавался своим переживаниям, в доме Уэллса его сын осваивался с новой обстановкой.
– Дядя Генри! Я счастлив встретиться с вами, сэр. – Мальчик демонстрировал, насколько он хорошо воспитан.
Усатый дядя, выступивший ему навстречу из кабинета Амоса, был очарован таким вежливым приемом. Ребекка тоже была довольна. Ей хотелось, чтобы отец кузенов Майкла подружился с ее сыном и мальчик перестал чувствовать себя одиноким, ощутил принадлежность к семье. Хотя самой Ребекке казалось, что под ней колышется топкая, ненадежная трясина и не за что ухватиться. Хэнк и Нед имели отца, а у Майкла его по-настоящему не было. Амос назвал себя отцом мальчика только для того, чтобы иметь повод шантажировать Ребекку.
Эфраим был рад встретить в чужом для себя доме знакомое лицо.
– Привет, Генри! Я думал, что ты весь в делах.
– Я пренебрег делами ради встречи сына своего босса. – Генри Снейд выдал свою обычную двусмысленную акулью улыбку, сверкнув всеми своими отличными зубами.
– А где же папа? – с внезапной робостью спросил мальчик.
– Боюсь, что он возвратится домой после делового ужина, уже когда ты, малыш, будешь спать. Ты увидишься с ним за завтраком. Прости меня, Ребекка, но я, подобно кораблю, тоже должен отчаливать. Видишь, я опять напялил на себя смокинг. Один светский прием следует за другим.
– Милый Генри! Я тебя прощаю. Распуши свои усы, тогда ты будешь выглядеть сногсшибательно.
Он улыбнулся ей, признательный за комплимент, столь лестный для него.
Эфраим наблюдал за обменом любезностями между дочерью и зятем с некоторым беспокойством. Их близость росла по мере того, как нелепое поведение Леа отталкивало Генри от супружеской постели и от тщательно и с любовью построенного им семейного гнезда. Тревожное предчувствие поселилось в душе Эфраима. Он молился о том, чтобы Генри не завяз в страшных махинациях Амоса, о которых лишь смутно догадывался. Если богатство Снейдов воздвигнуто на крови и лжи, а брак его младшей дочери есть сплошное страдание, тогда грош цена всей его праведной жизни, посвященной служению Господу Богу.
