Фортунато схватился за поводья мятущегося по полю боя коня, потерявшего своего всадника. Взлетев одним прыжком в седло и пустив лошадь диким галопом, он прорвался сквозь толпу ошеломленных врагов, безуспешно пытавшихся задержать его пистолетными выстрелами и взмахами сабель.
Только в адском кошмаре могла привидеться такая скачка.
Бежавший от сражения Варгас имел значительную фору, но Ник неуклонно настигал его.
– Куда же ты, Мариано? Нельзя бросать своих товарищей! – вопил Ник, все ниже склоняясь к шее коня и заставляя несчастное животное развивать немыслимую скорость. Он слился вместе с конем в единое существо, вытянувшееся в тонкую линию и подобное стреле, выпущенной из лука.
Варгас хорошо держался в седле, но в скорости он явно проигрывал стремительному Фортунато. С первых же минут погони это стало ясно и преследователю, и преследуемому. Плато все круче подымалось ввысь, и все чаще попадались на пути скопления камней. Опасаясь угодить в рытвину или в звериную нору, Варгас упорно держался середины наезженной и утрамбованной колесами и копытами дороги, но с каждым подъемом расстояние между ним и Фортунато сокращалось. Несколько раз он оглядывался, желая узнать, кто его преследует. Выкрики Николаса до него не долетали, голос уносился ветром.
Когда же лицо Ника, чуть приподнявшегося над лошадиной шеей, возникло перед его взором, он в суеверном ужасе побледнел. Выхватив пистолет из прикрепленной на бедре кобуры, он поспешно выстрелил, но, подброшенный вверх неожиданным прыжком коня, безнадежно промахнулся. Его преследователь подобрался еще ближе. Отчаяние заставило Варгаса задержать бег и расчехлить ружье, но, прежде чем он смог прицелиться, враг настиг его.
Они оба рухнули на землю, когда Ник на всем скаку перекинулся со своего коня на лошадь Мариано и вырвал ружье из его рук.
Земля, на которую они упали, была камениста и тверда, причем Ник оказался внизу и принял всю тяжесть падения на свое правое плечо. Варгас откатился в сторону, жадно ловя ртом воздух и шаря испуганным взглядом в поисках утерянного оружия. Но тут, несмотря на переживаемый им ужас, он все же вспомнил, что в пистолете у него еще есть несколько зарядов.
Со злобной гримасой он достал пистолет и выстрелил. Ник перекатился на левый бок, одновременно доставая свой револьвер. Два выстрела слились в один – Варгас промахнулся, Ник – нет.
Исцарапанный и почти бездыханный, с онемевшей после падения правой половиной тела, он, превозмогая нахлынувшее на него свинцовое оцепенение, попытался встать на ноги. Еще выстрел, теперь уже ружейный, прозвучал у него за спиной, и эхо прокатилось по холмам. Он ощутил тупой сильный толчок, знакомый ему после тех многих раз, когда его ранили.
«Это плохое ранение. Самое плохое из всех, какие я получал…»
Вновь падая на каменный панцирь старой испанской дороги, он увидел, как лейтенант Боливар Монтойа берет на прицел и стреляет в Германа Руиса. И убивает наповал. «Парень в самом деле получит повышение в чине после этой авантюры», – успел подумать Ник, теряя сознание.
Ему явилась Мерседес. Ее прекрасное лицо склонилось над ним. Но прежде, чем умереть, он страстно пожелал услышать, как она произнесет его настоящее имя.
– Николас… Ник… Ник…
22
Лусеро остановил коня и оглядел с вершины холма свою старую гасиенду. Обзор владений вызвал широкую ухмылку на его лице.
– Ты оказался трудолюбивым, братец мой.
Стадо тучных коров паслось неподалеку, а кораль был полон отличных на вид лошадей, явное потомство любимых еще дедом Лусеро андалузцев, которые в годы войны одичали.
Даже дом выглядел по-другому, обновленный свежей окраской и недавними пристройками. Хижины пеонов казались уже не такими убогими, их отремонтировали и частично перестроили.
Маленькое, но процветающее королевство – вот на что стало похоже Гран-Сангре.
– Жаль, что хуаристы отнимут все это, как они давно грозятся сделать, – мрачно пробормотал он.
Но это случится еще не сейчас, через год – не раньше. А пока у него есть кров и стол, и надежное укрытие, где можно наслаждаться жизнью пару месяцев до поры, когда Маркес наконец решит вызвать его в столицу.
Он тронул коня и проехал немного вперед, и тут до него донеслись радостные возгласы:
– Патрон вернулся!
Лица мужчин и женщин сияли при виде хозяина.
– Дон Лусеро!
Дети бежали рядом с его огромным черным конем, ожидая, что он поздоровается с ними, назовет каждого мальчика или девочку по имени, как поступал всегда в последний год.
Но он не обратил на них внимания.
«Итак, Ника нет дома, и эти дураки приняли меня за моего братца, который должен возвратиться из какой-то поездки».
Это открытие придало Лусеро еще больше самоуверенности. Его занимала игривая мысль – совершит ли такую же ошибку Мерседес? Заметит ли она разницу? Чертовски увлекательная игра. Интересно также, как сложатся ее отношения с Ником, когда он признается в обмане. И как все будут удивлены, узнав правду о забавном маскараде.
Конечно, Николас Форчун стал здесь хозяином и может вознегодовать по поводу возвращения законного наследника, несмотря на то что они братья и были когда-то товарищами по оружию. А в гневе Николас Форчун опасен. Ссориться с ним не стоит. Но что им делить? Неужели они подерутся из-за Сенси? Вероятно, ей, наоборот, покажется забавным спать с двумя внешне одинаковыми любовниками.
Мерседес услышала крики во дворе и уже была на ногах. Корзинка с рукоделием упала на пол, но она не стала ее поднимать. Отяжелевшая из-за беременности, она большую часть дня проводила теперь дома, слоняясь по комнатам, и часто присаживалась отдыхать. Ангелина уверяла ее, что живот еще вырастет ко времени, когда ребенок должен будет родиться, но Мерседес и так казалось, что он уже слишком округлился.
«Ты не можешь не выглядеть красавицей в моих глазах, потому что ты носишь в себе мое дитя»… Эти слова, когда-то им сказанные, вспомнились ей и смыли прочь все сомнения и страхи, как теплый дождь смывает остатки выпавшего снега.
Мерседес торопилась ему навстречу, и сердце ее билось радостно, и такой счастливой она, наверное, не была никогда.
Но что-то заставило ее остановиться в темной арке парадного входа и посмотреть внимательно, как он спешивается с коня. Со сдержанным сухим кивком он бросил поводья старому Лазаро и зашагал к дому. На лице его было выражение любопытства, но и только.
– Лусеро!
– Скучала по мне, возлюбленная моя? Вижу, что скучала… – сказал он с язвительной иронией и оглядел ее всю – с ног до головы.
Безмолвная, окаменевшая, она словно приросла к месту, не в силах пошевелиться, и волны ужаса накатывались на нее одна за другой. Наконец дар речи вернулся к ней. Она прошептала едва слышно:
