Здоровой рукой он обнял Андреа и приподнял ее так, чтобы она могла оседлать его бедра. Он мысленно клял свое непреодолимое желание за то, что оно не дало ему времени возбудить женщину. Он вынужден был брать, не давая, но иначе уже не мог — это было не в его власти.
Андреа просунула руку между их телами, снова лаская Хэла и поощряя взять то, чего неумолимо требовало его тело.
— Нет, только не так, — прохрипел он, отчаянно сопротивляясь диктату первобытного инстинкта.
Андреа склонилась над Хэлом и одновременно с тем, как ее губы нашли его рот, тело ее само нашло и приняло в себя горячую твердыню, наполнившую его без остатка.
— Именно так, — прошептала Андреа; ее фиалковые глаза затуманились от страсти, — я хочу, чтобы ты утратил контроль над собой, как я тогда…
Почувствовав, как ее бархатистая плоть сжимается вокруг него, Хэл перестал бороться и сдался на милость слепой стихии страсти. Вот он какой, рай, промелькнула у него мысль. Он обрел дом после долгих лет бесцельных скитании. Счастье — это держать в объятиях Андреа, чувствовать, как ее тело с готовностью и нетерпением принимает его. Хэл привык вести существование, полное опасностей, но в стремительном потоке жизни ему все равно чего-то недоставало, чего — он и сам не знал. Только рядом с Андреа он понял, что обрел все, о чем мечтала его душа. Дом, он возвращается домой…
Хэл чувствовал во всем теле непривычную легкость, мысли вились в голове, как струйки дыма, все еще поднимающиеся над развалинами сгоревшей конюшни. Огромное, ни с чем не сравнимое наслаждение лишило его последнего самообладания. Он двигался внутри Андреа мощными яростными толчками, стремясь слиться с ней, войти в нее так глубоко, чтобы уже нельзя было сказать, где начинается его страсть и где кончается ее. Его движениями руководила слепая горячая сила желания, вдребезги сокрушившая весь его самоконтроль, пока наконец Хэл не содрогнулся в финальном взрыве, изливаясь в Андреа огненным потоком.
Некоторое время — может, несколько минут, а может, целую вечность, — Хэл лежал совершенно обессиленный, качаясь на волнах стихающего океана наслаждения, и только прижимал к своему все еще бешено бьющемуся сердцу Андреа.
Она зашевелилась первой: легонько коснулась губами его сомкнутых век, потом губ, потом положила голову ему на плечо.
— Ммм…
— Расшифруй свое «м-м-м» поподробнее, — прошептал Хэл, удовлетворенно усмехаясь..
— У женщин и у мужчин это переводится по-разному. — В голосе Андреа послышались игривые нотки.
— Ну, и каков же женский перевод?
Андреа приподняла голову и шаловливо улыбнулась.
— Лучше, чем лимонный пирог.
— Да? Интересно, а этот лимонный пирог, как он оценивается по десятибалльной шкале?
— Ты всегда оцениваешь секс с одноразовыми партнершами в баллах? Это что, ещё одно из великих правил Гриффина? И во сколько ты оценил свой последний мини-роман? — В глазах Андреа плясали чертики.
— Я не хочу рисковать, боюсь уколоть твое самолюбие. Мне казалось, ты терпеть не можешь, когда женщины начинают сравнивать…
Хэл приложил палец к ее губам, предлагая замолчать, и в полумраке спальни посмотрел ей прямо в глаза.
— После тебя у меня никого не было, — признался он.
Андреа ошеломленно заморгала.
— Не было женщины?
— Ни одной.
— Почему?
Не переставая наблюдать за ее лицом, Хэл поднял левую руку, привлекая внимание Андреа к гипсовой повязке, и заметил, как уголки ее губ разочарованно опустились. Однажды он уже пытался отмахнуться от чувств, которые Андреа — как ей казалось — к нему испытывала. Тогда он был жесток и больно ранил ее. Но одновременно он с удивлением обнаружил, что боль, причиненная этой женщине, десятикратно отзывается в нем самом. Хэл больше не мог быть с ней намеренно жестоким. Наверное, для них обоих было бы лучше не принимать секс за нечто большее, но, даже понимая это, Хэл почувствовал, что не может обманывать Андреа. Он вздохнул и признался:
— Честно говоря, дело не только в том, что моим постельным подвигам мешала сломанная рука.
— Не только? А в чем же еще?
Хэл криво улыбнулся.
— Флетчер, дай мне передохнуть.
— Ты уже и так отдыхаешь. — Она указала на руку в гипсе. — Так в чем дело?
Хэл повернулся на бок и потянул Андреа за руку, укладывая рядом с собой. Лежа с ней бедро к бедру, грудь к груди, лицо к лицу, он крепко поцеловал ее в губы.
— Сама догадайся, леди босс.
Андреа попыталась.
— Я начинаю тебе немного нравиться? — предположила она, хитро прищурившись.
— Да, ты начинаешь мне нравиться.
— Грифф!
— Что?
— Ты мне тоже нравишься, — прошептала она, а потом обняла Хэла и покорилась усталости, которая за последнее время стала ее постоянной спутницей.
Хэл лежал без сна, по-хозяйски обнимая Андреа здоровой рукой и слушая ее размеренное дыхание, и его охватила странная, непривычная нежности. Уж не такие ли чувства привели к сокрушительному поражению его брата, подумал он. И еще Хэл вспомнил слова Чокто Джима о некоей непреодолимой силе, которая грозит подчинить его себе. У него возникло неприятное ощущение, что сила эта где-то совсем рядом и, если он проявит слабость, она поглотит его целиком.
Андреа проснулась с таким чувством, словно у нее открылось второе дыхание. Накануне она и Хэл перешли еще один рубеж, Андреа сумела удержаться и не произнести вслух то самое слово на букву «Л», от которого в прошлый свой приезд Хэл взвился, как баллистическая ракета. Но она все-таки объяснилась ему в любви; хотя и без слов. Постигая науку наслаждения, она выразила свои чувства в каждом смелом прикосновении, в каждой ласке. Андреа безмерно наслаждалась самим процессом «обучения», ей нравилось возбуждать Хэла, было приятно сознавать что она заставила его сгорать от желания.
Утром, когда она проснулась с улыбкой на губах, Хэл вернул ей испытанное наслаждение, он занимался с ней любовью в той же шутливой манере, продолжил любовную игру, начатую ночью. Трудности, которыми изобиловала жизнь Андреа, никуда не исчезли, но вопреки всему в это утро она впервые, почувствовала себя в мире с самой собой. Хэл вернул в ее жизнь улыбки и радость, и уже за одно это она всегда будет его любить. Андреа со страхом думала о неизбежном расставании. Что станется с ней, когда Хэл соберет вещи и отправится навстречу новым приключениям, новым женщинам, только и мечтающим, как бы забраться в постель.
Да, Хэл признался, что с тех пор, как они последний раз занимались с ним любовью, у него не было другой женщины, но может быть, она зря придала этому признанию слишком большое значение? Может быть, все дело в том, что ушибленные ребра и сломанная рука требуют покоя и постель с женщиной им просто противопоказана? А может быть, она просто приняла желаемое за действительное?
