Незастегнутое голубое платье, надетое для Кристиана, сковывало движения и неприятно шуршало. Наряд явно не соответствовал задуманному.
Поэтому Мелисса поднялась в спальню, отыскала будничное коричневое платье из тонкой шерсти и переоделась. Пуговицы на платье были пришиты спереди, и застегнуть их не составило труда.
Поддаваясь первому порыву, она хотела выбросить голубое шелковое платье. Зачем оно ей теперь? Наверное, уже весь город знает о ее позоре. И этот наряд будет свидетельством такового. Однако, ругая себя за малодушие, в последний момент, когда она уже была готова сложить платье в бумажный пакет для мусора и выбросить его, она изменила свое решение. И не только потому, что ей стало жаль своего некогда любимого наряда. Это была память о Бенджамине: платье он подарил Мелиссе, когда они отправлялись в Туин-Фолс. Тогда, забирая ее из колледжа, он сделал много подарков.
Разгладив примявшиеся складочки и встряхнув платье, она убрала наряд на прежнее место. Пусть останется. Когда-нибудь ей снова встретится мужчина, похожий на Кристиана. А она сделается неуправляемой и точно хмельной от любви. Тогда она распахнет тяжелые створки шкафа, достанет свое голубое шелковое платье и… тотчас же вспомнит все.
Только интересно, что все? Мало ли что происходит между взрослыми людьми?! Он ничего ей не обещал, никакого предложения не делал! Значит, никаких претензий предъявить ему невозможно. Мелисса почувствовала, что негодование ее слабеет, и она успокаивается. Хватит злиться на мужчину, не упустившего того, что само плыло ему в руки. Пора приниматься за неотложные дела.
Она вошла в кухню, где верный Филипп уже растопил плиту и что-то готовил. Когда она появилась у него за спиной, он, услышав легкие шаги, вздрогнул и втянул голову в плечи.
— Фил, — произнесла Мелисса как можно спокойнее, — прости меня, пожалуйста! Я была совершенно не права! И искренне это признаю! Забудем все?!
Слуга обернулся и, настороженно поглядывая, пробормотал:
— Чего не бывает, мэм! Простите и вы меня, мэм! Я больше не буду лезть не в свои дела, мэм!
— То-то и оно, Фил! — она сокрушенно вздохнула. — Но признайся, старый проказник, кое в чем я права? — и Мелисса залилась своим приятным журчащим смехом.
— Да, мэм! По поводу заведения, мэм! И детей тоже, мэм! Но я забыл вам сказать, что на днях получил письмо от жены — от Одри! Она приглашает меня в гости, но я все равно боюсь ехать! Война сделала с нами что-то такое, что трудно объяснить, мэм! — он замолчал и нерешительно затоптался возле плиты, не зная, рассказывать ли дальше. Но в конце концов решился: — Ну, словно, Господь отступился от меня! Я из квакеров, мэм, как и Кристиан! Но мне пришлось убивать людей — я ходил на разведку с ножом, мэм. А потом заливал свое горе и свой страх виски! До войны я не знал вкуса спиртного, мэм! Одри написала, если я раскаялся, то все в порядке!
— Значит, ты скоро, возможно, уедешь, оставив меня совершенно одну? — Мелисса опечалилась. — А может быть, пригласить их всех к нам?! — Она сразу же обрадовалась найденному выходу.
— Это было бы неплохо, мэм, но учтите: гостей соберется немало. У меня было пятеро детей, а теперь у каждого из них по супругу, к тому же у меня пятнадцать внуков.
— Ты счастливый человек, Фил! Я очень рада за тебя! — произнесла Мелисса, машинально взяв с тарелки кусок хлеба с сыром. — Филипп, я совсем забыла, зачем пришла! Мне нужен упаковочный ящик, чтобы сложить в него архив Бенджамина. Если тебе не трудно, принеси в рабочий кабинет!
Она покинула слугу и отправилась разбирать бумаги покойного мужа. И только удобно устроившись в кресле, осознала, что и в самом деле оказалась перед перспективой остаться в одиночестве. Что она будет делать одна? Летом здесь не так уж плохо. Но ведь после лета наступит осень, потом зима с ветрами, дождями и ураганами. Она представила, как тоскливо будет ей. Ветер начнет стучать ставнями и плохо закрепленными черепицами, ломиться в дом, точно банда разбойников. Картина, нарисованная ее воображением, была столь печальной, что Мелисса попыталась выдавить слезы. Но ничего не получилось, видно, она уже выплакала все свои слезы.
Филипп подошел тихонько к двери и осторожно заглянул в кабинет. В руках он держал большой ящик.
— Можно войти, мэм? — он не решался переступить порог.
— Заходи, Филипп! И перестань изображать из себя жертву! — она спокойно улыбнулась. — Я уже попросила у тебя прощения. И постараюсь впредь никогда не поддаваться вспышкам ярости и не сеять вокруг себя зло! Обещаю! Но я человек, и всякое может случиться!
— Вы хотите разобрать все это сегодня? — поинтересовался Филипп, глядя на коробки, пакеты, записные книжки и просто какие-то списки, в большом количестве лежащие в одном из выдвижных ящиков стола.
— Да! Разберу сначала содержимое этого стола. Если будет не слишком поздно, примусь за второй. — Она извлекла из множества предметов, лежащих в столе, пакет из розовой бумаги, перевязанный черной атласной лентой. — Это письма Дельфины, первой жены Бенджамина. Конечно, я это читать не стану! Пусть их тайны так и останутся тайнами! — Она осторожно положила пакет на дно ящика.
— Мэм, вы укладываете сверток так, как мы, христиане, опускаем своих покойников в могилу. Остается только сказать напутственную молитву.
— Наверное, ты прав, Фил! — вздохнула печально Мелисса. И действительно начала беззвучно молиться.
— А теперь пойдемте на кухню. Пора пообедать. — Филипп, точно джентльмен, протянул ей руку.
— Пойдем, Фил! Спасибо тебе! Только никогда не упоминай в моем присутствии его имени, хорошо?!
В доме воцарились мир и согласие. Так всегда бывает, когда люди предполагают что скоро, вероятнее всего, расстанутся надолго, а может быть, и навсегда.
Проснулся Кристиан поздно. Кто-то осторожно, но настойчиво стучал в дверь номера. Молодой человек с трудом поднялся, закутался в халат и открыл дверь. Перед ним стоял вчерашний официант.
— Доброе утро, сэр! Можно забрать у вас столик, сэр?
— Заберешь после! У меня прорезался зверский аппетит, и я позавтракаю холодной пищей. — Кристиану не хотелось ни с кем встречаться. — И попрошу меня сегодня не беспокоить! А стол твой я с собой не унесу! Я еще не съезжаю, приятель! — Он вручил официанту чаевые и снова захлопнул дверь.
Оставшись один, он, чтобы освежиться, встал под холодный душ. Сегодня у него на душе было немного легче, потому что он принял решение. Правильное оно или нет, он еще не понял. Но твердо знал, что воплощение новых планов в жизнь надо начинать немедленно.
Приведя себя в порядок и позавтракав довольно плотно, Крис отправился в город. Он шагал по улицам, поглядывая по сторонам и присматриваясь к вывескам и объявлениям. Для этого выхода он принарядился в черный костюм и белоснежную манишку. На голове красовалась новая черная шляпа с серебряной пряжкой.
— Ты что-то загостился, приятель? — перед ним стоял кучер дилижанса, на котором почти месяц назад Кристиан въезжал в Туин-Фолс. — Благополучно съездил?
