— Когда, где? — коротко поинтересовался лейтенант, не изменив выражения лица.
— Югославия, самый последний набор. Не РДО, не «Волки». Просто среди сербов. В Игмане в основном. Чуть больше, чем полгода, почти 7 месяцев.
— Кем?
— Разведчик-стрелок, разведчик-корректировщик. Был. С 60-миллиметровым минометом умею обращаться.
— Это еще что?
— Американский. Уже тогда был старье…
Несколько человек из разглядывающих их рассмеялись.
Лейтенант тоже улыбнулся, и Вика решила, что теперь все будет проще. Однако перекличку произвели точно по уставу, а имена и фамилии офицер записал в блокнот, развернутый на коленке. На фамилию Петрова он поднял глаза и одновременно брови, как кот.
— А это кто?
Вика вышагнула вперед. Она уже знала, что козырять офицерам здесь не надо, поэтому просто встала «руки по швам» и назвалась.
— Медсестра?
— Никак нет, стрелок.
— А, ну-ну… Ты думаешь, много тебе придется стрелять?
Она не знала, что можно ответить, чтобы не показаться дурой. Безнадежное задание самой себе.
— Да мы тут вообще не стреляем, — коротко объяснил лейтенант, даже не собиравшийся ждать от нее какого-то ответа. — Ни разу не пришлось за столько дней уже, представляете?
— Как же нет? — неожиданно возразил один из его собственных людей. — А помните, по вертолетам тогда?
— Ну? По вертолетам, это да, это было. А по людям нет.
Сказав это с таким глубокомысленным видом, он стал уже совершенно нормальным. Даже поза изменилась. С двух сторон подтянулись еще человек пять такого же вида «бывалых бойцов», и лейтенант хорошо поставленным голосом наконец рассказал им о происходящем. Как и другие, он понятия не имел ни о какой высокой стратегии, о происходящем в Вашингтоне, Лондоне и Кремле, да хотя бы и в Центральной полосе России. Но лейтенант был «кадровым» и внятно понимал происходящее здесь, на месте. Оправившись от первого потрясения, командование превратившегося в Северо-Западный оборонительный район округа развило завидную активность. Заключавшуюся не в «накоплении сил», а в резкой и эффективной работе по осторожно подходящему первому эшелону войск агрессора всеми имеющимися средствами. Одновременно с массовой, практически тотальной мобилизацией накопленного страной за десятилетия потенциала. И что любопытно: плюнув на дезертиров и положившись на нормальных мужиков, не зассавших остаться в строю, когда дошло до реального дела. Озверевших от произошедшего и не боящихся рискнуть и собой, если надо. Примечательно, что, когда лейтенант говорил об этом, его молодое лицо стало на секунду удивленным.
Сутки назад сводная маневренная группа их участка Северо-Западного оборонительного района нанесла контрудар по головным элементам польской 12-й Щецинской механизированной дивизии, чувствительно потрепав одну из четырех ее бригад. По словам лейтенанта, одна из ушедших в охват танковых рот сумела пройти в тыл зарвавшимся полякам на три десятка километров, вволю порезвилась среди тылов и, потеряв всего пару машин, вернулась назад с пустыми боеукладками, но со свисающими с гусениц останками ремонтников, саперов, медиков и квартирьеров в польской военной форме. В нескольких других местах вышло далеко не так лихо, но все же, по словам того же лейтенанта, на их участке армия, в общем, пока несла потери ненамного большие, чем наносила их.
В городе и области было полно качественной строительной техники, и она который день подряд пахала по 24 часа в сутки. Между прочим, с насильственной мобилизацией гражданских водителей техники, в том числе не граждан России. В том числе с показательными расстрелами «за саботаж».
Вика представила себе, как расстреливают молдаван, узбеков и таджиков, составляющих львиную долю петербургских строителей, и пожала плечами. В это она не поверила. И сегодняшняя езда по Выборгскому шоссе и КАД без каких-либо препятствий по дороге тоже не давала повода принимать с энтузиазмом описанную лейтенантом картину за правду. Была бы правда — так на шоссе через каждую пару километров лежали бы хотя бы бетонные блоки, если уж не возведенные баррикады со знакомыми по фильмам «ежами». А уж объезд препятствий туда и сюда на малой скорости она бы почувствовала, даже в кузове и охреневшая. Они как бы находились сейчас в «бригадном опорном пункте», но даже здесь не было заметно ни рядов траншей со всех сторон, ни дотов из еще сырого бетона, ни колючей проволоки и табличек «Осторожно, мины!», в конце концов. Создавалось такое впечатление, что им рассказывают про что-то далекое, происходящее не здесь. Примерно в этот момент она перестала слушать рассказ уже чуть ли не кулаком размахивающего офицера с вниманием и даже восхищением и «включила защиту». Поставила вокруг себя невидимый барьер, позволяющий анализировать услышанное с упором на реализм. Это был простой навык. Отработанный. Без которого она не дожила бы до своих лет, не став жертвой маньяка или по крайней мере насильника.
— Подкрепление подходит только так, — заливался лейтенант. — Но нам обещали огнеметчиков, а не теоретиков! И техники больше!
Вика впервые за эти минуты отвела взгляд от славного мужественного лица и посмотрела на остальных солдат вокруг. За редкими исключениями — мальчишки, точно такие же, как половина ее собственного отделения и роты в целом. «Кадровая часть». Лишь несколько выглядят постарше других, наверняка контрактники. Остальные, значит, срочники. Сколько сейчас служат, год? Сколько из этого года прошло к моменту, когда агрессия НАТО перестала быть никого не пугающей страшилкой тупых коммунистов и стала реальностью? Полгода? Сколько из этого времени они действительно занимались боевой учебой? Сколько раз стреляли?
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться? — произнесла Вика вслух неожиданно для самой себя.
— Разрешаю, рядовой. Обращайтесь!
Насмешки в голосе не было. Красивое, мужественное, молодое лицо. Таких снимают в кино. Такие не идут в лейтенанты, если не считать рот почетного караула. Что-то здесь не так.
— Почему вы сказали, что нам не придется стрелять? И что сами вы не стреляли?
Лейтенант помолчал и почему-то обернулся на своих людей. Никто из них не произнес ни слова с самого начала.
— Мы только один раз видели противника. Пара вертолетов прошли на большой дистанции. Незнакомые, мелкие. Похоже, что не польские, но я не знаю точно. Вот по ним мы стреляли. А так… Час марша туда, командуют «занять оборону», потом час марша обратно или вбок. И так по 3–4 раза в день. Иногда и ночью. Пленных мы видели, сожженную технику видели, и свою, и чужую. Да, именно так!
Он снова обвел взглядом своих ребят и снова взглянул на нее.
— Значит, вы не воевали еще?
— Ну…
К чести мужчин, никто ничего не сказал. Было понятно, что лейтенант, в общем-то, ни в чем не виноват. Просто избыток безосновательного пафоса. Может быть, это пройдет, а может быть, и нет.
