На мгновение Пашкины глаза вновь обрели разум. Он повернул ко мне голову и прошептал:
— Не смог… Теперь ты… Помоги ему, и… Держись! Сейчас жахнет…
Банг!!! Лопнула пуповина соединяющая миры!
Родовые судороги сотрясли Друмир!
Скалы встали на дыбы, корежа поверхность хаосом землетрясений. Две реальности расходились в пространстве, вырывая друг из друга клочья физических и магических законов. Терялись константы в пустынном Космосе, путались и превращались в кашу незыблемые основы миров.
Две микровселенные спешно латали дыры и пустоты, наполняя их наименее противоречащими понятиями. На Земле рождались потенциальные маги и артефакторы, в Друмире — великие механики и будущие химики.
Два мира изменились и уже никогда не будут прежними…
Исчезали вокруг игроки, сминались невозможные для реального мира маго-физические конструкции, в боли и судорогах рождалось нечто новое.
Я мало что замечал вокруг, стоя на коленях над изломанным Пашкиным телом и вновь вопящим на весь белый свет младенцем.
Неназываемый отдал больше, чем мог, а затем еще получил нокаутирующую ответку, как виновник разрыва пуповины. Он хрипло и редко дышал, многочисленные раны и переломы сочились кровью и магией.
Нужно его в Склеп, к Ауле! Если сразу не убило — то отлежится, боги — они живучие, и Хронос тому пример.
А вот малыш…
Пашка почти вытащил его, не хватило, видать, сущей малости. Карапуз уже не выглядел бледной тенью. Пухлые ручки-ножки в перевязках складок, розовое личико…
Только вот губы наливаются синевой, и вновь затухает голодный плач… Что же делать?!
Беспомощно покосившись по сторонам, я разглядел, как с неба падает клубок черно-белых перьев — сцепившиеся в одно целое Асмодей и могучий Престол.
Асмодей! В свое время он отлечивал меня своей кровью!
Слепо шарю по скале, абсолютная память подсказывает — где-то тут я видел заколку Макарии.
Есть! Хватаю изъеденное кислотой адамантовое жало, вскрываю себе вену, а затем в ужасе замираю — смогу ли потом затворить рану, нанесенную божественным металлом, пусть и изувеченным в организме Павшего?!
Не важно!
Бережно приподнимаю детскую головку, подношу распоротое запястье к губам малыша.
— Пей, родной! Это полезно…
Пашкин сын брезгливым не был, растворенную в крови силу почувствовал моментально! Жадно присосался, да еще и умудрился ухватить мою руку своими крохотными пальчиками, не отдавая спасительный источник жизни.
Малыш глотал, а меня словно насухо выжимало под прессом. Вместе с кровью уходила и сила. Кожа серела, сохли мышцы, седина окончательно закрашивала волосы.
Но вдруг на мое плечо легла чья-то рука, добавляя к моему опустевшему источнику свой крохотный ручеек.
Я оглянулся. Эрик! Живой, братишка! Разыскал меня в круговерти вселенского бардака!
На плечо Эрика легла рука Оркуса. За особистом появился серьезный, как никогда, Кирилл. Мелькнули косички Ленки, зеленые уши Грыма.
Люди и неписи все прибывали, выстраиваясь в длинную, тысячеголовую колонну и по каплям сливая в меня свои силы.
Теперь я уже не только отдавал, но и брал. Мышцы вновь наливались сталью, а Пашкин сын пил все ленивей, насыщаясь скорее впрок, чем по нужде.
Наконец малыш оттолкнул мою руку, сыто икнул, счастливо улыбнулся и заснул, тихонько сопя крохотным носиком и сладко причмокивая.
Мир дрогнул!
— Внимание! В мир пришла новая сила! Неназванный сын Неназываемого присоединился к Темному Пантеону!
И тут же сообщение о новом достижении перекрыло мне часть обзора. Хорошо, что внутренние интерфейсы сохранились!
— Внимание! Обновление генеалогического древа! У вас появился Кровный Брат!
— Тандем из братьев по крови способен не складывать, а умножать свои силы! Храните и развивайте эту связь, берегите своего брата, ибо умрете вы теперь в один день…
Глава 8
Подмосковье. Цех горячей обработки металла.
Четыре часа после окончания рабочей смены.
Закусив от напряжения губу, Ярослав творил. Эхо ударов пневматического молота звенело по пустому цеху, парень вновь и вновь проковывал пакет из разноуглеродистой стали.
Секрет сварного дамаска уже давно раскрыт, и кузнец-самоучка экспериментировал лишь с составом сталей. Несмотря на четкий заказ — охотничий клинок из узорчатого полотна в четыреста слоев, — Ярослав не мог работать по шаблону. Душа мастера требовала свободы творчества.
Банг! Банг! Банг! Трудолюбиво стучал молот.
Шарк… Звяк… Хрусь… Раздалась за спиной чья-то тяжелая и уверенная поступь.
Парень раздраженно дернул щекой.
— Михалыч! Я же тысячу раз просил не соваться под руку! Пузырь «Столичной» тебе поставил, дави его у себя в сторожке и не лезь в цех!
В ответ лишь хмыкнули, затем басовитый и явно незнакомый голос уточнил:
— Хороший молотобой. Тролль за стеной ремень крутит али магия?
— Хуягия! — огрызнулся Ярослав, злясь на присутствие постороннего во время священнодействия и не имея возможности прервать процесс. Очень уж не хотелось запороть заготовку на финальной стадии.
— Хм… — вроде как даже не обиделся обладатель баса. — А что за горн такой ущербный, без собственной Саламандры?! Как металл-то пламенем ласкать?! А, сердешный? Куда Духа Огня дел?
— За пивом послал… — прорычал кузнец.
Резкий ответ вогнал любопытного гостя в ступор. Завистливо посопев, он вновь захрустел окалиной по полу, приближаясь и по-хамски заглядывая через плечо.
— Кто ж так кует?! — корабельной сиреной взревел низенький гость. — Ты куда лупишь по точкам пересечения сил, совсем ослеп? Гоблин криворукий, тебе кто молот доверил?! А сталь-то, сталь! Обряд Очищения почему не провел? Металл вон стонет от памяти прошлых форм!
Гость возмущенно топал ногами, не замечая, что его рыжая борода дымится от шальной искры.
Ярослав с трудом сдерживал желание отмахнуться раскаленной заготовкой и до икоты пугануть непрошеного советчика.
— Убогое дитя Слепого Слизня, покажи мне могилу своего Учителя, дабы я знал, куда плевать в День Поминовения! Ибо не может он находиться в мире живых и не умереть от стыда, воспитав такого краба, как ты!
Вот теперь Ярослав не выдержал! Отпустив педаль молота и бросив горячие ручки клещей, он резко повернулся к незнакомцу, на ходу замахиваясь со всей широтой рабочей души.
Повернулся и замер, напоровшись на брезгливо-ироничный взгляд самого настоящего гнома. То, что это не низкорослый толстяк или злоупотребляющий пивом карлик, было ясно с первого взгляда.