Коргий, приняв это за хороший знак, взял её руку в свою.
— В таком случае, я рад, что оказался первым. И с трудом понимаю, как остальные мужчины оставались слепы перед вашей красотой.
Риана всё ещё задумчиво смотрела себе под ноги пытаясь понять, что она чувствует. Первый раз кто-то сказал, что любит её, и это было очень приятно. Но потом осознание того, что эти чувства могут кого-то больно ранить принесли с собой горечь.
— Но Олея... — Она подняла голову и опять посмотрела на герцога. — А ты сможешь полюбить её? Она считает, что брак и любовь несовместимы, но вдруг у тебя получится её разубедить.
— Поймите, Риана. Принцесса очень милая девушка, но в моём сердце только вы.
— Тогда мне жаль вас обоих, — удручённо ответила Риана, делая шаг назад. — Мне приятны твои чувства Коргий, и ты, возможно, ждёшь от меня взаимности, которую я дать тебе не могу.
— Дайте мне время, Риана, я уверен, что вы полюбите меня.
— Это невозможно. Я не всё успела тебе рассказать, Коргий. Так получилось, что я уже встретила своего избранника, до того как отправилась с принцессой сюда. И, скорее всего, только ему я смогу ответить взаимностью. Но я желаю тебе, чтобы твои чувства ко мне пролились светом на твою душу, очистив её, и ты смог бы полюбить другую. Я мечтаю, чтобы это прекрасное чувство ты разделил с Олеей. Тогда ваш брак будет благословлён богами.
— Но... — только и успел выговорить Коргий, глядя на то, как Риана ещё раз вежливо склонила голову и, развернувшись, пошла к замку.
Сказать, что герцог был в замешательстве, это ничего не сказать. Не в силах понять то, что ему так быстро и легко отказали, он, всё ещё ошеломлённый, направился к себе в кабинет.
Когда же он пришёл и ещё раз всё обдумал, то первое, что он почувствовал, — это злость.
— Да как она посмела! — вскрикнув, он швырнул в стену первое, что попало под руку.
Потом, однако, пришло и осознание того, что он всего лишь человек, в то время как она — приближённая Богам. И не ей надо надеяться на его благосклонность, а ему радоваться ещё, что она не обиделась и не разозлилась на его неумелое признание. Что поделать: он ни разу не признавался в своих чувствах. Не было необходимости, так как все дамы всегда сами искали его внимания.
А что, если она сразу поняла, что не чувства им движут, а глупая гордыня?
С ужасом он вцепился в собственные волосы, осознав, что Риана может обо всём рассказать Олее, тогда все его планы и надежды и вовсе провалятся. Он не женится ни на жрице, ни на принцессе. А Анаквий Третий вообще может на него войной пойти за такое оскорбление.
Весь оставшийся вечер герцог потратил на то, чтобы найти выход в безвыходной ситуации. Он и подумать не мог о том, что, когда Риана действительно всё перескажет Олее, та лишь очередной раз рассмеётся, повалившись на кровать и держась за свой живот.
— Прямо так и сказал? — вытирая слёзы, переспросила она.
— Да. — Риана немного виновато кивнула головой.
— Ох, Небесные... — застонала девушка. — Я бы многое отдала, чтобы видеть его лицо, когда ты ему отказала.
— Его признание, конечно, порадовало меня. Но ведь для меня есть кто-то другой.
— Нехорошо так смеяться, принцесса, — насупившись, сказал Вир. — Вдруг герцог Зеленовкий правда полюбил Риану и сейчас страдает.
— Ой, да я тебя умоляю, — махнула на него Олея. — Ты что, не видел полные алчности глаза, какими он на неё смотрит? У него же прямо на лбу было написано: "Могущество и божественная сила".
Она понизила голос и, для большего драматизма, вознесла руки к небу.
Риана, задумавшись, вдруг сказала:
— Честно говоря, я и сама не чувствовала от него любовных эмоций, потому он так поразил меня своим признанием. Теперь же я понимаю, что, возможно, он сам не так понял свои чувства. Это хорошо.
— Почему хорошо? — спросил Вир.
— Значит, его несильно задел мой отказ.
— Ещё как задел, — сказала принцесса, поднимаясь и поправляя сбившуюся причёску. — Только не его сердце, а его гордость. Но сейчас начнётся самое интересное.
— Что?
— А то, что теперь он будет из кожи вылезать, чтобы сохранить нашу помолвку.
И принцесса царственно улыбнулась. Теперь он в её руках, надо только в нужное время сказать нужные слова.
Только одного не учла ни принцесса, ни сам герцог. Его неловкое признание слышал ещё кое-кто, но издалека и не полностью. И благодаря этому "кое-кто" весть о том, что герцог Коргий собирается жениться на жрице, разнеслась со скоростью пожара. Все — от горничных до конюхов — вскоре обсуждали скандальную новость.
Вир, который, как всегда, в свободную минутку спешил на кухню, чтобы в очередной раз повидаться с прелестницей Мартой, стал невольным свидетелем одного из таких обсуждений.
— Жрица-то лучше, чем принцесска, — послышался голос старой кухарки.
Вир замер, так и не войдя на кухню. Слуги всегда любят сплетничать, особенно, если нет посторонних ушей, и он решил немного послушать.
— Но она немного странная, — послышался милый ему голос Марты. — Высокая такая, да ещё в штанах аки мужик ходит.
— А какая разница-то? — послышался ещё один голос, который Вир не узнал. Скорее всего, одной из служанок. — Выйдет замуж за господина, он-то её приоденет и облагородит. Она ж это... жрица. А они все бродяжничают, пока мужика не найдут. Предыдущие, вон, все за бедняков выходили, а первая, по легенде, вообще за варвара пустынного, а тут, понимаешь, сам герцог. А он у нас и хорош, и пригож, и богат. Дура будет, если не согласится.
— А я что, против? — опять начала Марта. — По мне, так она лучше, чем принцесса-то эта. Ты сама говорила, Джила, что она днями сидит взаперти да свитки читает. Где ж это видано, чтобы баба читала? Неприлично это.
— И я вам говорю, уж лучше жрица. От этой хоть польза будет.
— У неё хоть сиськи есть, — опять вставила Марта. — Видела я ту принцесску, там мужику и полапать нечего. В темноте, глядишь, и не определит, где перед, а где зад.
В кухне раздался противный смех.
Дальше слушать Вир не стал и, нарочно громко топая, вошёл в кухню. Три женщины встрепенулись, но заметив, что это всего лишь паж, упокоились, однако, проговорив какие-то дежурные фразы, разошлись кто куда. Только Марта, заметив приглянувшегося ей парня, поспешила к нему.
— Голодный, небось. Садись, сейчас мамке скажу, накормит тебя.
А Вир посмотрел на неё, и почему-то так противно ему стало, что он едва сдержался, чтобы вовсе не убежать. Когда-то румяные щёчки теперь показались болезненно покрасневшими. Округлые формы, которые раньше так приманивали взгляд и с которыми он уже успел познакомиться ближе на сеновале, теперь казались лишь тучной, заплывшей жиром, фигурой. А звонкий смех — раздражающим противным звуком.
