– У тебя два варианта. Первый, ты сообщаешь, где сейчас Таня, и уходишь на своих двоих, а завтра днем чтобы духу твоего в городе не было. Второй, если решишь упрямиться, я прямо здесь располосую тебя так, что до конца жизни мужиков сможешь привлечь только своей силой. И никакая иллюзия не поможет, потому что ты ею тоже не сможешь воспользоваться. – Все это он говорил ровным, страшным в своей бесстрастности голосом.
Он не врал и не пугал. Он просто ставил в известность. Лариса попыталась сглотнуть, не получилось, и она закашлялась.
– У тебя минута на размышления, время пошло, – не меняя интонации, добавил Жарков и поднял руку с часами.
На ней резко выделялись отросшие… когти темно-багрового цвета, будто в запекшейся крови. У Ларисы не осталось в голове никаких мыслей, кроме одной: дать ему, что он хочет, и поскорее вернуться в свою теплую, уютную квартирку.
– Я скажу, скажу, – торопливо ответила она, стараясь не слишком громко стучать зубами.
Так страшно Ларисе еще никогда не было. Суккуба, заикаясь, продиктовала адрес внешне невозмутимому Жаркову, он выслушал, кивнул.
– Завтра утром на почту мне номер и время рейса, – произнес он и поднялся. – Не улетишь, к вечеру за тобой придут, будет суд и тюрьма. – Димка раздвинул губы в ухмылке. – Там таких, как ты, Ларочка, любят, очень. Во все места и во всех позах, и не по одному разу. Только без красивых ухаживаний, брюликов и ресторанов. – В его взгляде полыхнул огонь. – И если узнаю, что в ближайшую сотню лет ты посмела сунуть сюда нос, живой не уедешь, – добавил он, развернулся и направился к выходу.
Лариса отмерла только через несколько минут, ее била крупная дрожь. Уже ни о какой мести не думая, она с трудом поднялась с диванчика и побрела к двери, не обращая ни малейшего внимания на окружающих. А ведь как хорошо все складывалось… Откуда ей было знать, что этот… демон так быстро вычислит виновника похищения?! У него же наверняка полно недоброжелателей, почему он сразу на нее подумал?..
Впрочем, уже не важно. Ее ждали сборы и срочное решение, куда поехать, где начинать новую жизнь. Можно пока в Москву, а там, там посмотрит. Из кафе Лара выходила уже чуть более уверенная, чем несколько минут назад. Ладно, ошиблась, с кем не бывает. Впредь будет действовать осторожнее, если что, и учитывать ошибки прошлого.
…Макс и Жарков-старший уже ждали Димку на улице, около его машины. Димка опустил верх, запрыгнул на водительское сиденье и бросил устроившемуся рядом другу:
– Менты на тебе. Это в районе «Маяковской».
На Николая, молча севшего на заднее сиденье, Димка даже не посмотрел. Вдавил педаль газа в пол, и машина, взвизгнув шинами, рванула с места. По пути не разговаривали, да и не о чем, собственно. Про Ларису никто не спрашивал, до нее уже никому дела не было, мысли сосредоточились на одном: успеть. До маленькой тихой улочки добрались в рекордные сроки, и, едва Димка затормозил, Макс и Николай выскочили из машины. Жарков-младший заглушил мотор, подошел к двери с домофоном и одним касанием открыл дверь.
– Этаж? – отрывисто спросил Макс.
– Третий, – отозвался Димка, перепрыгивая через ступеньку.
Они успели миновать полтора этажа, когда раздался приглушенный, но тем не менее хорошо слышный девичий визг. Не сговариваясь, трое мужчин бегом рванули наверх.
Мой крик оборвался не слишком приятно – невменяемый оборотень ударил по лицу, скула взорвалась болью. Хозяин квартиры сжал мое горло, почти лишив возможности дышать, и наклонился, сверля звериным взглядом.
– Не ори, – рыкнул он, а дальше… дальше мой мучитель сделать ничего не успел.
В коридоре послышался грохот, оборотень вздрогнул и выпрямился, обернувшись к двери. Я жадно глотала сладкий воздух, разглядывая красные круги, мелькавшие перед глазами. Эмоции по-прежнему пребывали в заторможенном состоянии, запоздало реагируя на происходящее.
– Что за… – пробормотал мужик.
Дверь в комнату отлетела к стенке, ударилась и соскочила с одной петли, и на пороге появились три фигуры, две из которых я отлично знала. Накатила такая волна облегчения, что надо мной опять нависла угроза лишиться сознания, в третий раз за сегодня. Успели… Оборотень дернулся было, но Димка произнес всего одно слово:
– С-с-с-сидеть.
Точнее даже прошипел, как змея. Ох… Видок у него, конечно, был тот еще: глаза рдели в полумраке багровыми угольками, по волосам то и дело искры пробегали. Я бы на месте оборотня добровольно выпрыгнула из окна. Очень сильно постаравшись разбиться сразу и насмерть. Чтобы не мучиться. И хотя ярость Жаркова была направлена вовсе не на меня, все равно стало сильно не по себе. Мой несостоявшийся насильник замер соляной статуей, а Димка чуть повернул голову и сказал:
– Макс, унеси ее отсюда. Подождите в машине, я скоро.
А голос напряженный, будто он еле сдерживается… Макс неслышной тенью скользнул к моей кровати, не обращая никакого внимания на застывшего оборотня, присел и одним движением длинного острого когтя разрезал веревки на руках. Ой. И у этого глаза – две черные бездны, скулы резко выступают, и, по-моему, сейчас клыки уже полезут. Злые… оба. До чертиков.
– Танюш, – тихонько позвал Макс, и столько тревоги, столько заботы слышалось в слегка хриплом, не совсем похожем на человеческий, голосе, что глаза немедленно защипало, и я чуть позорно не разревелась прямо тут.
Руки слушались плохо, затекли от долгого нахождения в неудобной позе, я ощущала их, как разваренные сосиски. Макс расправился с веревками на ногах и осторожно взял на руки, нежно прижав к себе. Он был такой теплый, даже горячий, и сердце билось слишком быстро, неровно. Я прильнула к нему, прикрыв глаза, и попыталась сжаться в компактный комочек. Разом навалилось все, накопившееся в эти последние кошмарные часы, и меня начало трясти мелкой дрожью.
– Ш-ш-ш-ш, маленькая, все, все, – успокаивающе прошептал Макс, коснувшись губами макушки. – Все уже закончилось. Скоро дома будем.
Мы прошли мимо молчаливого Димки, все так же не сводившего взгляда с оборотня – тот сидел с остекленевшими глазами, приоткрыв рот, и из уголка тянулась нитка слюны. Фу. А вот третий, кто пришел с ними, был мне незнаком, и он прятался в тени. Ладно, потом спрошу, кто это, все равно видела мельком. Макс вынес меня из квартиры – остатки входной двери щепками рассыпались по полу. Руки и ноги начали отходить, их неприятно покалывало сотнями невидимых иголочек, и я отвлеклась от нахлынувших эмоций, желание поистерить отошло на задний план. Но дрожь никуда не делась, зубы приходилось стискивать изо всех сил, чтобы не стучали. Макс легко сбежал по ступенькам, вышел на улицу и посадил меня в Димкину машину, на заднее сиденье. Потом поднял крышу, придвинулся ко мне совсем близко, снова обнял и замер, уткнувшись в макушку.
Потихоньку, постепенно дрожь затихала, рыдания, сдавливавшие горло, отступали, и я сумела сдержаться от слез. Вцепилась в Макса, будто боялась, что он исчезнет, и мы так и сидели молча, слушая дыхание друг друга. Я неожиданно обратила внимание, что в привычный и уже ставший таким родным запах какао с корицей вплетаются новые, острые нотки. Необычно, но все равно приятно. Скула слегка ныла, наверняка завтра там синяк будет – как в универ с таким идти?! А может, и не ходить никуда под благовидным предлогом? Посидеть денек дома… Макс аккуратно отстранил, внимательно вгляделся, обхватив мое лицо ладонями, а потом начал осторожно, мягко целовать пострадавшее место. Тоже молча. Удивительно, слова не требовались сейчас, я чувствовала Казанцева каждой клеточкой, и по телу растекалась слабость. Я прикрыла глаза, обмякнув, и, кажется, по щеке все-таки сползла одинокая слезинка.
