— Подтолкнуло к чему? — спросила Джанс. — К душевному расстройству?
— Нет. Я собирался сказать другое. Это подтолкнуло ее уйти. Она подала заявление о смене специализации. Потребовала перевести ее вниз, в механический, чтобы стать там ученицей, чьей-то «тенью». Она была на год моложе, чем требовалось для такого перевода, но я дал согласие. Подписал ее заявление. Думал, что она попадет туда, подышит воздухом «глубины» и вернется. Я был наивен. Решил, что свобода пойдет ей на пользу.
— И с тех пор вы ее не видели?
— Только раз. Несколько дней спустя, на похоронах ее матери. Она поднялась самостоятельно, пришла на похороны, обняла меня, а потом ушла обратно. Как мне потом сказали, проделала спуск без единой остановки. Я стараюсь быть в курсе того, что с ней происходит. У меня есть коллега в нижнем роддоме, и он мне время от времени посылает весточки о ней. Она вся в делах, вся в делах…
Николс помолчал, затем рассмеялся:
— Знаете, когда она была маленькая, я видел в ней только копию матери. Но она выросла и стала больше похожа на меня.
— Вам известно о ней что-либо, что могло бы помешать ей стать шерифом бункера или сделало бы ее неподходящей кандидатурой для такой должности? Вы ведь понимаете, что требуется для этой работы и с чем она связана?
— Понимаю. — Николс окинул взглядом Марнса, от медного значка, видневшегося в просвете кое-как завязанного халата, до выпирающего на боку холмика кобуры. — Всем работникам правопорядка в бункере нужен человек наверху, отдающий команды, верно?
— Более или менее, — подтвердила Джанс.
— Почему она?
Марнс кашлянул:
— Однажды она помогла нам в расследовании…
— Джулс? Она поднималась наверх?
— Нет. Это мы спускались.
— Ее никто такому не учил.
— И никого из нас не учили, — заметил Марнс. — Это, скорее… политическая должность. Гражданский пост.
— Она не согласится.
— Почему? — спросила Джанс.
Николс пожал плечами.
— Полагаю, сами увидите. — Он встал. — Хотел бы я уделить вам больше времени, но мне действительно пора возвращаться. — Он посмотрел на двойные двери. — Я скоро запущу внутрь семью…
— Понимаю. — Джанс встала и пожала ему руку. — Спасибо, что согласились поговорить с нами.
Он рассмеялся:
— А у меня был выбор?
— Конечно.
— Что ж, жаль, что я не знал об этом раньше.
Он улыбнулся, и Джанс поняла, что он шутит или старается шутить. Когда они расстались с Николсом и двинулись обратно по коридору, чтобы вернуть халаты и забрать свои вещи, Джанс осознала, что ее все больше интригует кандидатка Марнса. Это было не в его стиле — женщина с самых нижних этажей. Личность с багажом. Может, у него были какие-то другие причины? И когда Марнс услужливо придержал дверь, ведущую в главную приемную, мэр задумалась: не пошла ли она с ним потому, что у нее тоже были другие причины?
10
Наступило время обеда, но они не очень проголодались. Джанс грызла сладкую плитку зернового концентрата, втайне гордясь, что ест на ходу, как носильщик. Они постоянно мелькали мимо, и уважение Джанс к их профессии все росло и росло. Она ощущала какую-то странную вину за то, что идет вниз со столь легкой ношей, в то время как эти мужчины и женщины нагружены так тяжело. И двигаются так быстро. Они с Марнсом прижались к перилам, когда мимо, извинившись, протопал спускавшийся носильщик. Его «тень», девушка лет пятнадцати-шестнадцати в шортах, шла за ним по пятам с мешками, судя по всему, набитыми мусором для центра утилизации. Джанс долго смотрела девушке вслед, на ее длинные, гладкие и мускулистые ноги, и неожиданно ощутила себя очень старой и очень уставшей.
У путников постепенно выработался определенный ритм, но в районе тридцатого этажа у Джанс зародилось сомнение. То, что на рассвете казалось отличным приключением, теперь выглядело серьезным испытанием. Джанс отлично понимала, каких усилий потребует подъем на обратном пути.
Они миновали верхнюю станцию обработки воды на тридцать втором, и Джанс поняла, что видит практически новые для себя части бункера. Стыдно было признать, но так глубоко она не спускалась уже очень давно. И за это время тут произошли изменения. Даже стены оказались иного цвета, чем ей помнилось. Впрочем, трудно было доверять своей памяти.
По мере приближения к этажам компьютерщиков поток людей на лестнице заметно поредел. Здесь находились самые малозаселенные уровни бункера, где около двух десятков человек — в основном мужчин — работали в собственном маленьком царстве. Серверы бункера занимали почти целый этаж, и на них теперь медленно восстанавливалась недавняя история, полностью стертая во время восстания. Доступ к ним сейчас строго ограничили. Проходя мимо лестничной площадки на тридцать третьем, Джанс готова была поклясться, что слышит мощное гудение поглощаемого серверами электричества. Чем бы когда-то ни являлся бункер и для чего бы изначально ни предназначался, Джанс, даже не спрашивая, знала, что эти странные машины были неким основанием для превосходства. Их энергопотребление служило постоянной причиной споров во время совещаний по бюджету. Но необходимость очистки, боязнь даже заговорить о внешнем мире и все связанные с этим табу давали компьютерщикам невероятную свободу действий. Именно в Ай-Ти находилась лаборатория, где изготавливались комбинезоны для чистильщиков — специально под человека, ожидающего в камере, и уже одно это делало Ай-Ти отдел особенным.
«Нет, — решила Джанс, — причина тут не только в табу, чреватых очисткой, и в боязни внешнего мира. Причина также и в надежде. В каждом обитателе бункера жила эта невысказанная, смертельно опасная надежда, глупая и фантастическая. Надежда на то, что пусть не для них, так для их детей или внуков жизнь во внешнем мире вновь станет возможной. И что это окажется заслугой Ай-Ти, а мешковатые комбинезоны, изготавливаемые в их лабораториях, сделают мечту — реальностью».
От одной только подобной мысли Джанс ощутила дрожь. Жить снаружи. Ну нет… Внушенные с детства страхи оказались сильнее. А вдруг Боженька услышит и выдаст ее? Она представила себя в комбинезоне чистильщика, что оказалось совсем нетрудно. Представила, как облачается в этот подвижный гроб, к которому она приговорила столь многих.
На тридцать четвертом этаже она свернула на площадку. Марнс присоединился к ней, уже с флягой в руке. Джанс сообразила, что весь день пьет из его фляги, а ее собственная так и осталась пристегнутой к рюкзаку. Было в этом нечто трогательное и романтичное, но одновременно и нечто практичное. Гораздо труднее доставать сзади свою флягу, чем извлечь ее из рюкзака спутника.
— Нужно отдохнуть? — Марнс передал флягу, в которой осталось два глотка. Джанс сделала один.
— Здесь наша следующая остановка, — сказала она.
