– Но нам нельзя в полицию! – едва не заплакала Оля. – Можно, мы расплатимся как-то по-другому, Алексей?
– Как же, интересно? – осведомился официант.
– Дима – популярный эстрадный певец. Разрешите ему спеть рядом с вашим кафе? Мало того, что он заработает деньги, он еще и привлечет внимание к заведению.
– Лишь бы он привлек хорошее внимание, – хмыкнул официант. – Что ж, только не пытайтесь сбежать. Ваши физиономии записаны камерой наблюдения. Если вы смоетесь по-тихому, я подам заявление в полицию, и штрафом вы не отделаетесь.
Дима надулся – когда он был маленький, отец в таких случаях говорил: «Надулся, как мышь на крупу». Соловей был крайне зол. Раздражен сложившейся ситуацией, тем, что у Ольги не оказалось денег, тем, что так нагло ведет себя официант… Почему он здесь командует? Вопросы с нерадивыми клиентами должен решать управляющий! Хотя легче ли им будет, если позовут еще и управляющего?
– Пожалуйста, Дима! Спой! – попросила Ольга.
– Нет. Я не какой-нибудь кабачный лабух.
– А ты споешь на улице! Для людей!
Соловей мялся. Выбора, собственно, не было. Но почему эта дуреха решила, что ему сразу начнут платить? Набросают в шляпу мелочи… или не набросают – то-то будет позор!
– Я прошу тебя… – молила девушка.
– Да уж что-то предпринимать надо, – подбодрил нерадивого клиента официант.
Дима криво улыбнулся, поднялся, пробормотал:
– А что? И спою. Осчастливлю народец. У вас система караоке есть?
– Есть, – ответил официант. – Пользование – два евро в час.
– А мы сколько должны за обед?
– Четырнадцать евро.
– Как говорил мой приятель Коля Онопко, «сгорела хата – гори и сарай». Тащите свое караоке на улицу. У вас что-то из моих песен есть?
Официант смерил незадачливого посетителя оценивающим взглядом:
– Странные вопросы задаете, молодой человек. Вам виднее. Если в Сети ваши песни имеются, равно как их минусовки или фонограммы, – значит, и у нас в караоке они будут. База-то общепланетная, не для одного нашего аппарата, а?
– Есть. В Сети все есть! – воскликнула Оля. – И у меня с собой тоже… Помогите нам, пожалуйста, Алексей!
– Чего не сделаешь ради клиента… Особенно если он неплатежеспособен.
* * *
Вывеска на старом пятиэтажном здании с бледно-голубыми стенами и зеркальными окнами гласила: «Комиссариат полиции». Коридоры в комиссариате выглядели мрачновато, людей внутри оказалось немного. Задержанных я вообще не увидел. Впрочем, кто мог принять за задержанного меня? Наручники не надели, руки за спину не заломили. Один человек идет впереди, двое сзади.
Но какое убийство и где я мог совершить? Меня воскресили вчера! Неужели они об этом не знают? Наверняка выяснили, если обращаются ко мне по фамилии. С современной компьютерной базой и системами наблюдения можно следить за каждым шагом человека и знать о нем все. Так чего же от меня хотят?
Может быть, они собираются инкриминировать мне какой-то эпизод из прошлой жизни? Но я никогда никого не убивал – ни в целях самообороны, ни случайно, не говоря уже о хладнокровно задуманной расправе…
Повернули налево, прошли дальше. Дверь в один из кабинетов была широко открыта, прямоугольник белого света падал в сумрачный коридор. За металлопластиковым столом у дальней стены кабинета сидела девушка. Была она малосимпатичной, хоть и молодой. Светлые, почти белые волосы, собранные в хвост, не очень выразительные глаза, нос и рот великоваты – словом, черты лица слишком резкие, не женственные. Синяя блузка с капитанскими погонами совсем не шла девушке, но она носила ее с гордо поднятой головой. Я бы не удивился, если бы узнал, что и колготки офицера полиции синие.
Крупный парень в форме без погон зашел в кабинет вместе со мной, присел на стул у стены, остальные двое остались в коридоре, прикрыв дверь. Мне указали на стул посреди комнаты. Стул оказался жестким, металлическим.
– Гражданин Гончаров? Следователь Круглова. Комиссар полиции.
– Рад познакомиться, госпожа Круглова.
– Предпочитаю, чтобы меня называли комиссар, – сухо бросила девушка. – Особой радости не испытываю.
– Как вам будет угодно, комиссар.
– Хочу сообщить вам, что вы обвиняетесь в убийстве гражданина Сергея Крушинина, гражданин Гончаров.
Девушка сделала паузу, я тоже молчал. Собственно, что я могу сообщить по данному поводу?
– Вы не хотите признать свою вину?
– Нет, конечно. Понятия не имею, кто такой Крушинин, а также кто и когда его убил. Вы, наверное, не в курсе, что меня только вчера воскресили? Я еще не разобрался в том, как устроен современный мир, какие здесь законы. Так что мне довольно трудно навредить кому бы то ни было, разве что случайно.
– А вы бы хотели?
– Что хотел? Разобраться в ситуации?
– Нет, навредить кому-то.
– Вряд ли.
– То есть маловероятно, но возможно?
– У меня есть привычка не зарекаться. К чему весь этот разговор, комиссар? Пока что я никому не причинил зла.
– Для только что восстановленной личности ваша активность удивительна. И факт остается фактом: Сергей Крушинин убит, вы находились неподалеку. Хотя ни одна из камер слежения не зафиксировала выстрела, трассеры ваших имплантатов дают четкую и недвусмысленную информацию – вы были рядом.
– Рядом с кем? Где? Когда? И что же, больше вокруг никого не оказалось?
– Практически никого.
– Странно.
– Ничего странного. Удивительно другое – заявление о том, что вы не знали Крушинина. Ваше досье утверждает, что вы одноклассники. Вместе учились в школе.
– Мое досье? – удивился я.
– Для того чтобы воскресить человека, нужно многое о нем знать, – объяснила Круглова. – Мы затребовали открытые данные проекта «Авалон» и получили недвусмысленную информацию: Крушинин знаком вам по прошлой жизни. Вы оказались в одном месте в одно время, знали друг друга – значит, у вас вполне могло возникнуть желание убить одноклассника. Старые размолвки, личная неприязнь – не знаю, что произошло, но Крушинин мертв, а вы живы.
Одноклассник – другое дело. Хотя я учился в школе слишком давно… Не то чтобы я отчетливо представил Сергея, но припомнил, что у меня действительно имелся такой соученик. Мы не были слишком дружны в школе и после нее не встречались. Немудрено, что имя и фамилия ничего не сказали мне сразу.
– Да, теперь вспомнил, – сообщил я следователю.
– Тогда расскажите, как и зачем вы его убили, – оживилась комиссар.
– Вы неправильно меня поняли. Я вспомнил человека, но не знал, что он тоже воскрешен, и тем более не имею никакого отношения к его убийству.
