– Так ты пока один?
– Да.
– Поэтому и злишься?
– Папа, я тебя прошу! На что мне злиться? На то, что ты нужен проекту больше Татьяны? Ее обещали воскресить через пару месяцев. Необходимая информация уже имеется. Отчего авалонцы тянут с воскрешением, не знаю. Они не перед кем не отчитываются, только перед правительственными организациями, да и то… А вообще, семьи сейчас рушатся, люди меняются. Мир словно сошел с ума.
– Тебя это смущает?
– Да! Да!!!
Никита кричал. Прохожих на улицах было мало, тем, кто ехал в мобилях, было мало дела до того, что происходит внизу.
– Но ведь прошло много времени…
– И что? Это значит, что жена может изменять мужу, сидя в кресле в метре от него?
– То есть?
– Я имею в виду вирт! Практически каждый заводит там интрижки, «уходит от реальности»…
– По-моему, такое происходило еще в наше время. Кто не флиртовал в Сети?
– Я! – возмущенно заявил Никита. – Я всегда был верен своей жене! И не понимал тех, кто волочится за женщинами в блогах и чатах! А сейчас люди занимаются в вирте сексом! И получается даже лучше, чем в реальности!
– Ты-то откуда знаешь? – поинтересовался я.
– Знакомые рассказывали, – смущенно бросил Никита.
– Может быть, все не так страшно…
– Нет! У меня ощущение, что я не воскрес, а сошел с ума под конец жизни. И сейчас нахожусь в сумасшедшем доме. Ты, всегда спокойный и сдержанный, убиваешь кого-то!
– Я никого не убивал, сын. Да и насчет спокойствия и выдержанности – мы слишком долго не виделись, плохое успело забыться.
Черный металлический шарик с несколькими окошками, похожий на небольшой вертолет – сверху у него с огромной скоростью вращались короткие лопасти, – завис перед нами.
– Все в порядке, граждане? – шарик заговорил приятным женским голосом. – К нам поступил сигнал – никто из вас не обижает другого?
– Нет, – ответил Никита. – Мы с отцом спорили на отвлеченные темы.
– Все хорошо, – подтвердил я.
Шарик взмыл вверх, в розовое небо, но не улетел, а завис над нашими головами.
– Следит, – сказал Никита. – Механический шпик. Их полно в городе. Имеют собственный интеллект, но больше опираются на жалобы граждан и команды операторов. Картинку, которую они передают, обрабатывают в одном из специальных центров. Мне сперва предложили работать в таком – сказали, что, как бывший летчик, я имею необходимое умение концентрироваться, следить за приборами. Но я не захотел шпионить за прохожими.
– Это ведь обыкновенная полицейская работа? Защита правопорядка? – спросил я. – Или шпионят с какими-то особенными целями?
– Откуда я знаю? – фыркнул Никита. – В любом случае мне такой вид деятельности не пришелся по душе.
– А этот шарик… Вертолетик… Он имеет какое-то оружие?
– Зачем? Он снимает и докладывает. Любой человек идентифицируется мгновенно. Чем бы незаконным ты ни занимался, можешь быть уверен – тебя вычислят и поймают. Такие шарики не могут помочь разве что в драках, когда людям уже все равно, что за ними следят шпики. Но драки здесь случаются редко. Проще и приятнее набить друг другу морду в вирте.
Мы дошли до подножия башни, где располагалась моя квартира. Окна западной стороны горели ярко-алым огнем – в них отражалось багровое солнце, касавшееся крыш домов на западе.
– Поднимешься? – спросил я. – Выпьем чаю.
Никита замялся:
– Меня ждут.
– Зачем ты тогда провожал меня?
– Тогда еще не ждали.
– Получил мысленное сообщение?
– Вроде того.
Я сделал заметку: нужно осваивать современные коммуникационные технологии. Общаться с помощью имплантатов без звука и так, чтобы этого не было видно со стороны, я еще не мог.
– Женщина?
– Нет, – раздраженно ответил Никита.
– То есть?
– Мне надо выполнить кое-какую работу в вирте.
– Ладно, не хочешь говорить – не надо.
– Давай лучше встретимся в вирте через пару часов. Если хочешь. Ты ведь тоже наверняка туда войдешь?
– Да, я познакомился с одной девушкой…
Никита и бровью не повел. Давно привык, что мы с мамой не живем вместе, – не маленький. Совсем не маленький… И скрываться от него я не собирался.
– Смотри, чтобы она не оказалась твоей правнучкой, – через пару секунд он все же не удержался от комментария. – Кажется, ты этого опасался?
– Да, такая ситуация была бы мне неприятна, – согласился я. – Но, полагаю, прежде чем дело дойдет до серьезного, я успею это выяснить.
– Ты просто не представляешь, как быстро сейчас все происходит, – Никита хмыкнул. – Ладно, счастливо, успехов. Ты не обиделся? Я что-то не в себе сегодня. Устал.
– Бывает, сынок. У тебя выдался тяжелый день. Рад, что тебя приняли на работу.
– А я не знаю, рад ли, – ответил Никита. – Но я буду учиться. Мне хочется водить корабли к Луне. Правда, конкурс на вакансии пилотов огромен. Не один я был летчиком. Многие имеют опыт космических полетов и управляли куда более солидными аппаратами, чем пассажирский самолет.
– Ты сможешь, – улыбнулся я. – Заказать тебе такси? За мой счет.
– Папа, я давно не ребенок. А рейсовые мобили ходят между нашими башнями регулярно.
Никита поднял руку, и желтая четырехместная кабинка с симпатичной коротко стриженной светловолосой девушкой на переднем сиденье опустилась на землю рядом с нами. Пассажирка «автобуса» никак не отреагировала на вынужденную остановку. Собственно, в наше время тоже никому не приходило в голову удивляться, когда останавливается маршрутное такси. Никита сел сзади. Наверное, так здесь принято – занимать свободное место рядом с другим свободным. Я улыбнулся ему еще раз и подмигнул. Сын нахмурился, как будто я вел себя неприлично.
* * *
Импровизированный концерт собрал в общей сложности человек пятьдесят. Послушать песни подходили иностранцы, которых в центре Риги было полно. Они, по словам Ольги, платили особенно щедро. За час выступления Дима успел спеть почти все свои песни, некоторые – по нескольку раз. Оля собрала восемьдесят шесть евро. Для настоящего концерта сумма смешная, но ведь и рекламы не было, и билеты не продавались. А для уличного певца сто евро – целое состояние.
Половину денег пришлось перечислить официанту «Трех кружечек эля» в качестве оплаты по счету и гонорара за содействие, а также использование техники. Дима сначала возмущался тем, что платить приходится слишком много, но потом сообразил, что спорит из-за смехотворно малой суммы, и махнул рукой. Сорок евро – много для чаевых, но слишком мало для прибыли от концерта. Хотя, когда он был совсем молод, ему бы так, наверное, не показалось.
