Сам Хонгр не считал себя программистом. Если он и имел хакерские навыки, то использовал их не для заработка денег, а для главного дела своей жизни, дела, ради которого он и поселился в глуши, с утра до вечера слушая блеянье овец и бродя по лесу.
Вспомнив об овцах, Хонгр ускорил шаг. Животных нужно выгнать на поляну, они уже давно хотят есть. Овцы, в отличие от него, просыпаются с рассветом. Правда, и он в последнее время не засиживается допоздна – незачем. Но вставать вместе с солнцем, а то и до света, Хонгр еще не научился – опыта сельской жизни у него было маловато.
* * *
На улице раздавалось гораздо больше звуков, чем в больничном дворе: шуршание, лязг, пощелкивание, свист. Определить по шуму, что происходит вокруг, я не мог – слишком чужими и непривычными казались звуки.
Современная городская архитектура тоже изменилась, хотя не слишком разительно. Высотные здания – сплошь из зеркального стекла. С ними соседствовали низкие домики, некоторые даже из камня и кирпича, но с зеркальными крышами. Повсюду на улицах возвышались ажурные металлические опоры, между которыми в несколько рядов – как по высоте, так и по ширине – тянулись сверкающие в солнечном свете тонкие металлические струны. По этим струнам мчались разноцветные кабинки: большие, размером с легковой автомобиль представительского класса, средние, с платяной шкаф, и совсем маленькие, с посылочный ящик.
– Я вызвал такси две минуты назад, – сообщил Никита. – Для первой поездки можно позволить себе небольшую роскошь, а вообще я пока стараюсь экономить. Доходы и расходы трудно соотносить – цены на продукты и услуги сейчас совсем не те, что в наше время, а жить в долг у потомков не хочу.
– Ты ничего не путаешь? – переспросил я сына. – Две минуты назад ты разговаривал со мной и не вызывал никакого такси.
– Вызывал. Да только связь сейчас не такая, как была у нас. Ты сам и компьютер, и телефон. Вечером научишься пользоваться имплантатами и увидишь много нового. Я пока не активирую твой имплантат – нам еще ехать, а к новым возможностям нужно привыкнуть.
Никита взял меня за руку, и я увидел на собственном запястье совершенно неощутимый миниатюрный разъем. Пластик, казалось, сросся с кожей и был того же цвета. Когда я попытался сдвинуть пластиковую шторку ногтем, она не захотела открываться.
– Имплантаты совершенно безопасны и очень удобны, – успокоил меня сын. – Хотя я долго не мог к ним привыкнуть. Сначала даже пытался протестовать, что их вживили в тело без моего ведома. Но когда узнал, что их в любой момент можно удалить по собственному желанию, стало спокойнее.
– Значит, и я пока протестовать подожду… А дальше видно будет.
Сын указал на зеленую кабинку, которая неведомо откуда появилась на тротуаре, и мы забрались в нее – пришлось нагибаться, но внутри оказалось уютно и не слишком тесно. Два мягких кожаных кресла, полочки перед ними, несколько разъемов и штекеров на передней панели.
– Тронулись! – задорно крикнул Никита, и кабинка подпрыгнула на три этажа вверх, зацепилась за струну во втором ряду и бодро помчалась над улицей.
– Фасонишь? – спросил я. Не скажу, что прыжок оставил меня равнодушным, душа в пятки ушла, хотя физического дискомфорта я не ощутил.
– Не без того, – улыбнулся сын.
– Управление кабиной – мысленное?
– С помощью имплантатов и других электронных приспособлений. Я указал, куда нам нужно, такси ведет диспетчер. Самому и пытаться не стоит – здесь ведь не горизонтальная восьмиполосная дорога.
Назвать манеру вождения механического диспетчера спокойной не поворачивался язык. Кабина то и дело перескакивала со струны на струну – и вправо, и влево, и вниз, и вверх. Никита объяснил мне, что каждая струна является универсальным кабелем, поддерживающим мо́биль – так сейчас назывались ползающие по паутинкам автомобили, которые могли катиться и по земле, но весьма неуклюже из-за маленьких колес. Кабель дает энергию мобилю и, кроме того, служит для передачи огромных объемов информации. Радиосвязь не слишком надежна, когда дело касается безопасности жизни людей и управления большими потоками информации, поэтому основные массивы данных на Земле передаются по универсальным струнам и многократно дублируются.
Никита рассказал, что струны протянуты между опорами в каждом городе, у каждого дома, над лесами, пустынями и даже над океанами, и образуют единую разветвленную сеть.
* * *
Овцы вяло пережевывали жухлую траву, время от времени тихонько блеяли. Хонгр лежал под елкой, на сухой хвое. Руки и шею слегка кололо, но на такие мелочи он внимания не обращал – спина надежна защищена прочным пуховиком, которому ни иголки, ни острые камни нипочем. Хорошо сейчас делают одежду. Очень хорошо… Оружие – хуже.
Лежать было приятно, на душе спокойно, но на мягких подушках, на подстилке из сена и даже на синтепоновом пуховике в вечность не въедешь. Хонгр выудил из рюкзака шар лэптопа, активировал голографический экран, сенсорно-голографическую клавиатуру и погрузился в изучение документов. Лэптоп подарили соратники, они же снабдили его автономной базой данных, о которой можно только мечтать. Как столько разнообразной информации помещается в таком небольшом шарике? С другой стороны, помещается же еще больше информации в человеческой голове. А хранение информации – пусть и немаловажная, но далеко не единственная функция мозга.
Несколько прикосновений к голосенсорам – и на экране появились знакомые пейзажи Тибета. Место дислокации первой революционной бригады. Памятник бойцам второй бригады, большая часть которых полегла в танковой битве под Недонгом. Несколько общих фотографий и голограмм бойцов третьего сводного корпуса. Хонгр поискал себя и соратников. Нет, незнакомые лица. В то время, когда делались эти снимки, он был где-то далеко или уже погиб, защищая революцию. Сложил голову под Шигацзе, в нелепой засаде, которую устроили чудом уцелевшие китайцы.
Хонгр поморщился. Неужели вся их борьба оказалась напрасной? Неужели он погиб зря? Тибет по-прежнему входит в состав Китая, хоть и обладает значительной автономией. Да и остальные государства слишком взаимосвязаны, чтобы говорить о какой-то независимости. Та же Монголия тяготеет к России и Китаю. Кто больше даст, тот больше возьмет. Но пока гиганты борются, здесь сравнительно спокойно. Можно скрываться от посторонних глаз, изучать обстановку, внутренние противоречия общества – и готовиться к революции. Власть не должна быть в руках преступного синдиката машин и капиталистов.
Что представляют собой нынешние люди? Они променяли свободу на теплую кормушку, слепо подчиняются законам и плодят себе подобных – причем не естественным путем, а воскрешая мертвецов. Да, и Хонгр восстал из мертвых противоестественным путем, но в этом была высшая справедливость. Он умер молодым. И согласен прожить жизнь еще раз и в любой момент положить ее на алтарь революции.
Миром должно править не обуржуазившееся население, а буйные романтики, которые сами способны устроить свою судьбу, которые не подчиняются командам сверхразумных компьютеров. Не исключено, что через вживленные имплантаты, суперкомпьютеры и супермощные линии связи человечеством управляют враждебные инопланетяне, заговорщики или какие-то другие неведомые темные силы. Всему этому раз и навсегда нужно положить конец. Взять под контроль центры воскрешения, сделать прозрачной систему управления.
