– Йа, йа, – совсем уж по-немецки отозвался араб Карл. – Будем слушать и размышлять.
– У моего друга нет нейроимплантатов, – слегка смутившись, сообщила Ольга. – Он ведь из двадцатого века. Тогда их еще не ставили.
– Ну и что? – Лоснящееся круглое лицо Зигфрида приняло удивленное выражение.
– Что значит что? – фыркнула Оля.
– Ты не могла поставить ему имплантаты сейчас?
– А зачем?
Негр возмущенно воздел к потолку пухлые руки в золотых браслетах, а Карл примирительно заявил:
– Не беда. У меня есть нейробраслет как раз для таких клиентов. Дает не совсем полное погружение, но ведь Диме оно и не нужно. Он уже слышал свои песни, сечете?
Из недр шкафа Карл извлек малосимпатичный аляповатый пластиковый браслет, который Ольга торжественно застегнула на запястье Соловья, словно принимая его в какое-то общество.
– Все готовы? – спросил Зигфрид. – У тебя есть его записи, Ольга?
– Не с пустыми же руками я к вам шла?
– От тебя всего можно ожидать.
– Разве это плохо?
– Смотря когда.
– Успокойтесь, успокойтесь, – попросил Карл. – Уже все готово! Давайте же насладимся музыкой!
Хлоп – и Соловей оказался в зрительном зале, точнее даже, в каком-то клубе. Он сидел за столиком вместе с Ольгой и продюсерами и наблюдал свое же выступление на сцене.
– Ни фига себе! – прошептал Соловей. – А он не заметит меня? То есть я не замечу себя?
– В каком смысле? – вновь удивившись, Зигфрид поднял смоляные брови. Он непостижимым образом успел переодеться в деловой костюм наподобие того, что носил Карл. Сам араб остался в костюме, но, кажется, сменил галстук. – Кто не заметит тебя?
– Я не замечу самого себя в зрительном зале?
– Чудеса будущего оказывают мощное влияние на неокрепшую психику человека прошлого, – доброжелательно, но все же с легкой насмешкой заметил Карл. – Об этом вполне можно снять фильм. Хотя таких постановок было создано достаточно – еще в середине прошлого века. Разве что ремейк?
Между тем Соловей на сцене выступал мощно. Он пел и приплясывал, глядя прямо в глаза Соловью в зрительном зале. Песня была хорошей: о крутой тачке, которую мечтает завести каждый правильный парень. Такая тачка нужна ему, чтобы везде успевать и соблазнять девчонок. Ведь что им нужно, кроме крутого парня на крутой тачке? Самое удивительное, что Дима напрочь забыл слова этой песни и слушал с интересом.
– Мы видим обычную запись, – сообщила Ольга. – Реконструкцию старого концерта, интерпретированную для вирта. Понимаешь?
– Нет, – раздраженно бросил Дима.
– Мы внутри стереопостановки. Обычные зрители. Естественно, никто из актеров нас не видит и не слышит.
– То есть мы смотрим кино?
– Почти кино, – кивнул Карл. – Помолчи, дай послушать.
Диме и самому хотелось насладиться зрелищем. Пару раз Соловей поймал себя на том, что фальшивит, несколько движений ему тоже не понравились, а вот сценический образ мальчика-хулигана из порядочной семьи в рваной джинсовой одежде с золотым платочком на шее он одобрил. Можно подумать, Ольга открыла Америку, когда предложила ему похожий образ на Марсе… Вот он, уже готов!
– Неплохо, – заметил Зигфрид, когда песня закончилась.
– Но и не хорошо, – отозвался Карл.
– В целом пойдет.
– Сто пудов.
– Следующий, – попросил негр.
Хлоп. Из клуба они в мгновение ока перенеслись на стадион. Вокруг бушевала толпа молоденьких девчонок, а Соловей бесновался на сцене.
– Клево, – расцвел Дима.
– Да не особенно, – задумчиво протянул Карл. – Узко ограниченная гендерно-возрастная аудитория. Придется расширять. Молоденьких девочек сейчас – кот наплакал.
– Куда же они делись? – простодушно поинтересовался Дима.
– Выросли, – с оттенком грусти в голосе ответил Зигфрид. Золотая цепь на его мощной шее ярко блеснула зеленым в свете лазера. – Навсегда выросли. Только раз бывает в жизни глупая и бесшабашная молодость…
* * *
Только когда тучи над приморским замком рассеялись, солнце скрылось за горизонтом, а на небе появились две луны, фиолетовая и ярко-желтая, мы решили выйти из вирта. Очнувшись в кресле, я потянулся к Марине, поцеловал ее в лоб и вздрогнул – словно мою возлюбленную украли. Девушка замерзла и покрылась гусиной кожей, прекрасные и выразительные глаза припухли и смотрели на меня совсем не так, как в сказочной вселенной. Полуголую девушку освещало рассветное солнце – оно поднималось над бескрайней пустынной степью, по которой плыл курьерский мобиль.
Я посмотрел на себя со стороны – помятый после обильной выпивки, лохматый, с нечищенными зубами – и окончательно смутился. Все это было неправильно, не по-настоящему. Наверное, разочарование отразилось на моем лице, потому что Марина всхлипнула и прошептала:
– Никогда не занималась таким с реальными знакомыми, да еще в таких условиях, в дороге. Мне стыдно…
– Все было замечательно.
– Правда?
– Конечно.
Я врал и сам себе не верил. Все действительно было прекрасно, но изменилось с рассветом.
– Наверное, ты размышляешь, почему я не изменила внешность? Отчего остаюсь дурнушкой в век передовых технологий, когда прикус можно исправить даже не хирургическим вмешательством, а таблеткой?
– Нет, ты симпатичная девушка…
– Не лги!
Марина закуталась в плед, свернулась в клубочек. Я сидел на краешке ее кресла.
– У тебя не такие плохие зубы. Просто действительно прикус нестандартный, насколько я в этом разбираюсь. Я ведь не стоматолог. Но если ты сама подняла эту тему – действительно, почему ты не хочешь стать такой, какой была в вирте? Ведь ограничений нет, и внешность меняется, только характер изменить не так просто. Внутри ты такая, как была этой ночью. Разве нет?
– Кто знает, каков он сам? Для меня самой важной частью жизни была и остается работа, а не секс. Ты можешь это понять?
– Вполне.
– Вот и ответ на твой вопрос. Для работы та внешность, которая у меня есть, оптимальна. Наше тело – только инструмент. А отношений мне хватает и в вирте. Чем вирт отличается от реальной жизни?
– Тебе виднее. Наверное, он все же ненастоящий.
– Или просто другой? Большая часть жизни сейчас проходит в вирте. Мир управляется из вирта. Все важнейшие вопросы решаются именно там. Биологическая жизнь сейчас – следствие, а не причина событий, происходящих в вирте. Так ли важно, как работают наши тела?
– Но если бы не было нас, не было бы и вирта.
Марина пригладила растрепанные и пожухшие платиновые волосы, приподнялась на кровати.
