Дверь открыл старичок невысокого роста в очках с толстыми стеклами.
— Простите, я могу видеть Бориса Ивановича Миловидова?
Старичок мотнул головой с редкими седыми волосами:
— Это я. Чем могу служить?
— Разрешите?
Хозяин квартиры отступил в сторону:
— Пожалуйста.
Квартирка была так себе, малогабаритка. Развернуться особенно было негде, если учесть, что посреди комнаты стоял рояль размером с тихоокеанского кита, заставлявший посетителей двигаться по стенке.
Мне была предложена старенькая табуретка, на которую я с удовольствием опустилась.
— Не знаю, насколько важным покажется вам мой вопрос, — рискнула начать я, слегка раскачиваясь на том самом предмете мебели, который был предложен обходительным хозяином. — Вы преподавали вокал в шестидесятых годах…
— И не только, — с готовностью отозвался Борис Иванович, — но и в семидесятых, восьмидесятых и даже в девяностых. Последние пять лет я не преподаю, пора и честь знать. Молодые пришли на смену нам, старикам. Наступают на пятки, так сказать.
А на пятках жуткого имиджа мозоли, подумала я про себя.
— Вы знали Пономаренко Александра Ивановича?
— Он поет в оперном театре в…
— Совершенно верно.
— Как поживает знаменитость?
— Он умер…
Я решила разрубить узел сразу. Молчание заполнило собой окружающее пространство.
Старичок сложил сухие губы бантиком.
— Вот ведь как… Ай, как жалко, хороший был человек.
— Борис Иванович, припомните, не было ли у Пономаренко завистников или откровенных врагов? Пожалуйста, это очень важно.
Старичок пожал плечами.
— Давно было дело, но я помню. На том курсе было двое ребят — Пономаренко Александр и Войнович Геннадий. Остальные все — девчонки. Как раз для их выпуска в нашем оперном театре была одна вакансия, нужен был актер. Вот они и спорили между собой — и тому и другому хотелось попасть в театр. Однажды они даже подрались друг с другом. Громкая история была, чуть не выгнали обоих взашей — и это перед самым-то выпуском! Виноват, конечно, был Войнович, уж очень он любил попетушиться. А в театр взяли все-таки Пономаренко. У Геннадия больно вспыльчивый характер был, не хотелось такого бузотера принимать на работу. Ох и обиделся Войнович. Пил целую неделю, мотался под окнами, орал непотребное.
Моему заду стало тепло, очевидно, я приближалась к разгадке. Бывший однокашник Пономаренко, вне всякого сомнения, был человеком образованным. Он вполне сумел бы написать пару стихотворных строк, посвященных своему давнему недругу. Кстати, газета бесплатных объявлений выходит одновременно в нескольких городах, включая Белогорск! Это я выяснила абсолютно точно, справившись в киоске «Роспечати».
— Борис Иванович, какими были отношения у Пономаренко с девушками?
— С девицами-то? Санька видным парнем был. Статным, красивым, девчонки его любили.
— Женился он поздновато, в тридцать лет. Уж очень странно, как вы думаете?
— Разве? — Мутноватые глаза старичка забегали туда-сюда, как тараканы при внезапно включенном электричестве. — Вот об этом я, простите старика, не знаю. Не помню… Только мне кажется, он вроде бы женился вскоре после окончания консы… или я ошибаюсь…
— После окончания чего?..
Старик явно устал, заговариваться начал.
— Я сказал «консы»? — Борис Иванович улыбнулся. — Так наши студенты называют консерваторию — «конса».
Мой словарный запас пополнился еще одним словом. Спасибо клиентам, выручают.
— А где сейчас этот Войнович?
— Где он сейчас — не знаю… А после окончания ушел в музыкальное училище преподавать.
— Отчество его не помните?
— Войновича? Нет, не помню… Генка — и все. Хорошо еще, что фамилию помню, в моем возрасте пора от склероза страдать.
В общем-то я выяснила все, что смогла. Пора искать этого самого Войновича и поговорить с ним с глазу на глаз, как Болек и Лелек.
Я распрощалась с гостеприимным старичком и поспешила на улицу.
* * *
— Нет, Войнович здесь больше не работает.
Я разговаривала с завучем, пожилой женщиной со стянутым на затылке пучком волос.
— Давно?
— Лет пятнадцать. Мы с облегчением вздохнули, когда он ушел.
— Были проблемы?
— С ним невозможно было работать. Грубый, вспыльчивый, приходил на работу, как бы это сказать, с жуткого похмелья. И было это почти каждый день.
— Как мне найти его? Дайте адрес.
— Ничем не могу помочь. Никаких данных не сохранилось.
— Может быть, вы посмотрите? — с надеждой спросила я.
— Нет-нет! Я знаю, что говорю! — уверенно заявила женщина. — По-моему, он ушел работать в подростковый клуб. Здесь неподалеку, может быть, до сих пор там работает…
Подросткового клуба уже не существовало. Помещение выкупили коммерсанты и устроили обыкновенный магазин с водкой, колбасой и шоколадом «в ассортименте».
Мне удалось выяснить, кому, в свою очередь, принадлежал тот самый клуб несколько лет назад, нашла эту самую организацию, которая оказалась банно-прачечным трестом, и нанесла визит в отдел кадров. Там мне повезло больше, потому что информация на всех работников, даже бывших, сохранялась в банке данных.
* * *
Дом номер двенадцать по улице Жуковского имел четыре этажа. Мне предстояло подняться на третий и позвонить в квартиру двадцать пять.
Я оказалась перед нужной дверью и протянула было руку к звонку, когда заметила, что та приоткрыта. Что бы это значило? Вход свободный или в квартире лежит труп?
Однако, стоя перед дверью, этого не узнаешь. Рискнем?
Я натянула на кулак рукав плаща, обезопасив себя от соприкосновения с обшарпанной поверхностью, покрашенной половой краской лет двадцать назад, и осторожно толкнула дверь. Та приоткрылась, издав звук, похожий на звучание симфонического оркестра, когда он настраивается перед концертом.
Я вошла в чужую квартиру. Было тихо.
Озираясь по сторонам, я чуть ли не на цыпочках прошла до жилой комнаты.
И вдруг! Совершенно внезапно я услышала душераздирающий крик. Какой-то болван налетел на меня сбоку и свалил на пол, вцепившись костлявыми руками в горло.
Глава 8
Если бы я ожидала нападения, неизвестный злоумышленник вряд ли сумел бы сбить меня с ног, поэтому пришлось несколько секунд повозиться спиной по полу. Человек стискивал жилистыми руками мое горло, затрудняя дыхание, к тому же невыносимо пахло спиртным. Неизвестный рычал, навалившись на меня всем телом.
