– Ведьмины духи они, – пробормотал он ворчливо. – Бесы в зверином обличье, слуги злых хозяев.
– Они явились на Линден-стрит вместе со стариком МакМартином, – добавил мужчина в полосатой пижаме. – Они ему служат. Шпионят для него.
– Быть может, он и сейчас нас слушает, – прошептала женщина в кружевной сорочке, хватая Олив за руку. – Нужно говорить быстрее. – Рука у женщины была теплая, но Олив все равно вздрогнула. – Коты за нами следили. По всему району разнюхивали. Выясняли, кто знает лишнее, кто что-то подозревает. А потом помогали привести нас к нему.
– Я была у себя в спальне, – сказала девушка из окна второго этажа.
– Я спал в своей постели, – добавил старик с бородой. – А потом вдруг оказался в большом каменном доме через улицу, где ноги бы моей не было по доброй воле.
– Я думала, это все сон, – раздался в отдалении слабый голос пожилой женщины. – Но чувствовала ночную прохладу. И траву под ногами тоже.
– Он сказал, если согласимся ему служить, он сделает так, чтобы мы жили вечно, – снова заговорил мужчина в полосатой пижаме. – А если откажемся, оставит здесь. – Старик помрачнел лицом.
– Где нас никто не найдет, – сказала девушка из окна.
– Откуда нам не сбежать, – подытожил старик.
– Он пытается вернуть себе дом, – прошептала женщина в кружевах, по-прежнему цепляясь за руку Олив. – Он ему нужен. А коты помогают. – Ее темные глаза пронзили Олив насквозь. – Они хотят от тебя избавиться.
– Почему? – выдавила девочка. – Зачем ему нужен дом?
– Иди и посмотри на камни, – сказал старик. – Внизу.
– Не доверяй кошкам, – прошипела женщина в сорочке, сверкая озерами глаз на нарисованном лице. – Верь нам. Иди скорей, пока еще можешь спастись. Беги!
Внезапно в лицо Олив ударил порыв ветра. Волосы заслонили лицо, мешая смотреть. Она услышала, как свистят воздушные потоки, как густо шуршат кроны огромных деревьев. Прищурясь, девочка оглядела улицу. Та снова обезлюдела. Пороги и окна были пусты, дома казались точно такими же безжизненными, как и раньше.
Олив понеслась обратно к раме, едва касаясь ногами земли. Горацио когда-то сказал, что старый каменный дом МакМартинов на этой версии Линден-стрит был не нужен. Теперь она поняла, что кот имел в виду. Эту картину Олдос МакМартин использовал как тюрьму для людей, которых поймал, будто мотыльков, под сачок.
Олив бежала до тех пор, пока нарисованный мир перед глазами не превратился в размытый туман, исчерченный тенями, похожий на то, что творилось у нее в голове: где что-то невидимое таилось во тьме, выжидая, и внезапно бросалось в луч света, когда она подбиралась слишком близко.
Коридор второго этажа, который раньше выглядел сумрачным и зловещим, показался Олив ярко освещенным и дружелюбным, когда она наконец выбралась из рамы. Девочка довольно долго стояла, глядя на нарисованную Линден-стрит, слушая грохот собственного сердца и спрашивая себя, правда ли она хочет знать, о чем говорили все те люди в картине.
Она глубоко вздохнула.
Конечно, хочет.
Олив не один раз слышала поговорку о том, что любопытство сгубило кошку. Но она всегда считала ее какой-то дурацкой, даже когда мама попыталась ей объяснить, что имелось ввиду: «Это значит, что любопытство может быть опасным, если станешь слишком рисковать, – сказала тогда миссис Данвуди. – Но, конечно, если бы не любопытство, мы бы никогда не пошли на риск и не совершили бы множество чудесных открытий. Руаль Амундсен никогда бы не достиг Северного и Южного полюсов. Мари и Пьер Кюри не исследовали бы радиацию. У нас не было бы ни пенициллина, ни вакцины от полиомиелита… – Миссис Данвуди вскочила на ноги и принялась размахивать руками. – Бенджамин Франклин, конечно, ни за что не запустил бы воздушного змея в грозу! Любопытство – мать всех изобретений!»
Тут Олив не могла не согласиться с собственной матерью. Конечно, разве без любопытства можно что-нибудь узнать? Ну разве только то, что заставляют учить в школе. Она еще раз глубоко вздохнула и расправила плечи. Нужно посмотреть на камни. Внизу. На камни, о которых ей еще тогда сказали строители.
Уже через несколько секунд она стояла у лестницы в подвал, держа один фонарь в руке и еще один – в кармане, на всякий случай. Сделала последний, чуть дрожащий глубокий вдох. Нельзя было позволять страху отвлечь себя. На это просто не было времени. С каждым шагом вниз по ступенькам воздух становился холоднее и плотнее, словно она спускалась в темное замерзшее озеро. Девочка не собиралась включать свет, надеясь, что сможет как можно дольше не привлекать внимания Леопольда – она была уверена, что он по-прежнему сидит там, огромный и черный, сливаясь с густыми тенями подвала.
Олив спустилась и пошла вперед, вытянув руки в темноту в поисках стены. Подушечки пальцев скользнули по камням. Девочка опустилась на колени и осторожно повела по ним всей ладонью, добравшись так до угла, потом повернулась и повела по следующей стене – вниз и вверх, докуда могла дотянуться.
Камни были почти такие ледяные, как если бы их держали в холодильнике, и кладка казалась бессистемной – друг на друге громоздились булыжники самых разных размеров. Она попыталась потолкать, но стены оказались крепкими. Не было ни трещин, ни шатких камней, которые можно было бы вытащить. Олив медленно провела рукой по длинной дуге. Вот. Что-то попалось. Впадина в поверхности камня – а потом еще одна, и еще; то тонкие зарубки, то тупые выбоины, будто что-то стерлось. Она включила фонарик.
В маленьком белом пятнышке света на серой стене виднелась буква. Нечеткая, слегка потертая по краям от времени, но она определенно была там, самая что ни на есть настоящая. Олив провела пальцем по вырезанным в камне перекладинам. Это была буква «М».
Стряхнув с пальцев липкий кусочек старой паутины, она изучила соседние камни. Справа, ближе к углу подвала, ей попалось на глаза еще что-то, похожее на высечку. Для того чтобы хорошенько разглядеть резьбу, ей пришлось скрючиться и едва ли не лечь на живот. Но это была не буква. Это был рисунок. Олив стерла полоску грязи, приблизила фонарь и хорошенько вгляделась. На пятнистом сером камне были вырезаны очертания черепа. Его пустые глаза глядели на Олив в ответ.
У нее затряслись руки. Какое-то странное ощущение, будто разряд статического электричества, пробежало по спине и собралось в животе. Девочка на четвереньках поползла вдоль стены, разглядывая камни, и наконец оказалась за углом стиральной машины. Да, в этом углу нашлись еще высечки. Неровные зазубрины кругов и завитушек, которые, возможно, когда-то были буквами, аркой огибали крошечное изображение ивы с полустертыми от старости ветвями. На соседней стене Олив нашла еще одну букву «М». К этой примыкали маленькие «а» и «к». Остаток слова стерся без следа, но Олив и так понимала, что это, скорее всего, было за слово. Под буквами «Мак» стояло число: 17 и еще что-то. Олив не смогла разобрать. Следующая цифра походила на тройку или на восьмерку, точнее сказать было нельзя.
