— Ты, кажется, предлагаешь мне исповедаться? — ухмыльнулся он.
— А если бы даже и так… Неужели никогда не возникало такого желания? — ответила я вопросом на вопросом, и на этот раз он воспринял его без иронии.
— Может быть, и хотелось. Только не перед тобой.
— Чего ты все-таки добивался? Неужели тебе стало бы легче, если бы Светлана умерла?
Мне показалось, что впервые Хрусталев посмотрел на меня с интересом.
— У тебя есть сигареты? — подумав, спросил он. — Мои на кухне.
Я дала ему закурить и закурила сама.
— Вообще-то я здесь не курю… — он с сожалением оглядел «музей», словно прощаясь с ним, махнул рукой и достал из одного из ящиков блюдечко, которое заменило нам пепельницу. Помолчал. А потом неожиданно предложил:
— Если хочешь, я расскажу тебе все сначала.
— С какого начала? — не сразу поняла я.
— С самого.
— Попробуй.
— А не пожалеешь? Это страшная сказка.
— Не думаю.
— Ну, как знаешь. Мое дело — предупредить…
И он поведал мне историю своей страсти.
* * *
Не могу назвать его рассказ таким уж страшным. Чаще он вызывал у меня отвращение. Но местами поднимался до настоящей трагедии. Именно страсть владела «героями», и все их действия были продиктованы ею.
Наш разговор продолжался почти до утра, и мои друзья несколько раз с тревожными лицами заглядывали в комнату, чтобы убедиться, что мне ничего не угрожает. Начиная с какого-то момента их глаза приобрели некий яркий блеск, и я поняла, что они добрались до хрусталевского коньяка. Но я не осуждала их. Сидеть всю ночь на чужой кухне без дела — занятие не самое веселое. А уйти без меня они не могли.
Когда мы садились в машину, на небе уже загоралась заря, а когда подъезжали к моему дому — было уже совсем светло. По пути я купила в работающем круглосуточно ларьке две бутылки водки, и не только потому, что хотелось отблагодарить этих замечательных парней. Мне и самой был необходим допинг, чтобы смыть с души тот противный липкий осадок, что остался после хрусталевского рассказа.
За столом мы говорили о чем угодно, только не о событиях прошедшей ночи. Эдуард смешил нас до слез и пел свои лучшие песни. Потом я уложила их на свою кровать, а себе постелила в соседней комнате на диванчике. И несмотря на бессонную ночь и приличную порцию алкоголя, долго не могла заснуть, вертелась с боку на бок. А заснув, проспала до самого обеда.
Мои цирковые друзья не стали меня будить и ушли за пару часов до моего пробуждения, оставив трогательную и смешную записку.
Вот, собственно, и вся история.
Мне не хотелось бы пересказывать то, что услышала от Хрусталева, потому что ничего принципиально нового из его исповеди я не узнала. О многом догадалась и без него, а какие-то вещи просто не хочу вспоминать.
Хотя нет, кое-что все-таки я узнала именно от него. И это кажется мне важным.
Впервые увидев Светлану, Хрусталев сразу же решил ее погубить. Он приложил все усилия, чтобы произвести на нее впечатление, и, надо сказать, в этом преуспел.
Нет, она не полюбила его. Хотя его внешность не оставила ее равнодушной. Можно сказать, что до определенного момента она любовалась им, как совершенным произведением искусства, не более. Когда же он попытался перевести их отношения «в другую плоскость», то вежливо, но твердо заявила ему, что изменять мужу не собирается.
Но именно это не позволило ей рассказать о своем новом знакомом мужу — боялась, что он усомнится в ее верности и начнет ревновать. А потом стало уже поздно.
Некоторое время Хрусталев прикидывался смирившимся с ролью тайного воздыхателя и друга, но на самом деле только ждал удобного случая. И таковой скоро представился.
В то время он приторговывал наркотиками, и это было единственным источником его доходов. И однажды Светлана имела неосторожность согласиться попробовать пресловутого зелья. Глупая девчонка. Она даже не подозревала, с каким коварным врагом имеет дело.
Кроме того, Хрусталев обманул ее: вместо обещанного слабенького наркотика он ввел лошадиную дозу героина, после чего практически изнасиловал ее, воспользовавшись тем, что Светлана не могла адекватно воспринимать происходящее. Тогда он объяснил случившееся тем, что не смог сдержать своих чувств, и свалил все на действие наркотиков. Хотя себе вколол обычную глюкозу.
Он признался мне, что никогда в жизни не пробовал наркотики, и страшно переживал, когда к этой гадости пристрастилась его сестра.
Светлана простила его и во всем винила лишь себя. Потом были еще встречи — под тем или иным предлогом, мольбы и угрозы.
Однажды у Светланы с мужем произошла крупная ссора, которая настолько потрясла ее, что она сама попросила у Хрусталева наркотик, чтобы забыться или отомстить.
Дальше — больше. Он не торопился и ждал, когда наркотики станут ей необходимы, как воздух. И дождался.
Сначала Хрусталев охотно дарил, а потом одалживал Светлане дозу. И постепенно ее долг достиг невероятной величины, а отказаться от наркотиков она была уже не в состоянии.
Когда я впервые увидела Светлану, она приходила к нему за обещанной дозой, но он, поиздевавшись над ней, выгнал ни с чем. Он уже тогда все точно рассчитал. И нанес удар на следующий день.
Он пришел к ней домой, хотя это было ему строго-настрого запрещено. Но пришел не с пустыми руками — принес столь необходимый Светлане препарат. И она не смогла устоять и даже танцевала перед ним в голом виде в качестве расплаты за «товар». А перед уходом он дал ей три дня, чтобы расплатиться с ним полностью.
Дальнейшее известно.
* * *
Через несколько дней Хрусталев из Тарасова исчез. Я до сих пор не знаю, куда он уехал. Но у меня такое ощущение, что в нашем городе он не появится никогда.
С Зелениным я повстречалась на следующий день и после тщательной подготовки рассказала ему все. О его первой жене, об ее отношениях с братом и о том, чьего ребенка он считает своим. Сообщила и то, что его теперешняя жена тоже наркоманка. Но об этом он уже знал, поскольку побывал у нее в больнице. Об отношениях Светланы с Хрусталевым рассказывать я не стала.
Огромный камень свалился с плеч. Вениамин узнал, что не виноват в болезни «своего» ребенка. И тут же радостно сообщил, что теперь обязательно разрешит Светлане родить. После того, естественно, как она выздоровеет и с его помощью переборет пристрастие к наркотикам, которое длилось, к счастью, не слишком долго.
Кстати, оказалось, что та роковая ссора произошла именно по этому поводу. Светлана очень хотела иметь ребенка, а Вениамин не просто ее отговаривал, а категорически запретил даже думать об этом.
Через несколько дней я побывала в больнице. Светлана чувствовала себя сносно, и я рискнула рассказать ей ту часть истории, которая предназначалась ей. О том, что такое Хрусталев и какие цели были у него с самого начала. О том, что он никогда больше не появится в ее жизни и ничего от нее не потребует. Ведь в ту ночь, когда мы с циркачами побывали у него, он подписал еще один документ, в котором говорится, что у него нет материальных претензий к Светлане. Я захотела иметь его на всякий случай, хотя, по сути, он дублировал его признание.
