Ретт определенно любил ее и не мог покинуть. Скарлетт же считала, что ее любовь — Эшли Уилкс. Ретт исполнял любые ее прихоти, покупал все, что ей приглянулось.
Временами он презирал себя. Неужели он рассчитывал, что может купить ее расположение? Возможно, испытав счастье, получив все, о чем мечталось, Скарлетт наконец смогла бы открыть ему сердце.
Она обожала свои лесопилки, поскольку в душе была проницательным дельцом. И еще она любила их оттого, что могла быть рядом с управляющим, Эшли Уилксом. Как сего дня. Когда она вернулась домой, ее взгляд еще витал там. Иногда Ретт жалел, что не дал янки повесить Эшли.
Дом Батлеров был мрачноватым и роскошным, с резными стенными панелями, тяжелой мебелью и шторами от потолка до пола.
Ретт вручил куль с яблоками Мамушке, объяснив, что обернутые в бумагу нужно отдать детям, когда Бонни встанет после полуденного сна.
— Мистер Ретт, детям страшно понравятся «коптилини», — заметила Мамушка доверительно. — Такие сладкие у меня аж зубы от них болят.
Он взбежал вверх по лестнице в детскую. Войдя, приложил палец к губам, чтобы остальные дети не разбудили Бони, и поправил ей одеяльце. Ресницы — тончайшая паутинка, ничего нежнее нет в целом свете. По какой-то причине на глаза навернулись слезы. Уэйд тянул его за рукав, а Элла молча пыталась его усадить. Стоило сесть в кресло, как Элла тут же забралась к нему на колени. Отчего дети пахнут совсем не так, как взрослые?
Уэйд что-то ему показывал: невзрачный серый камушек, который превращался в красный, стоило его лизнуть.
В детскую зашла Скарлетт. Что-то в ее взгляде обеспокоило его.
— Хочу поговорить с тобой, — сказала она и прошла в свою спальню.
Без единого слова Уэйд убрал чудесный камушек в карман. Спустив с колен Эллу, Ретт взъерошил ей волосы.
Он закрыл за собой дверь спальни.
— Ретт, я решила, что больше не хочу иметь детей.
Боже, как она красива. Красива и слепа. Если бы она добилась осуществления своей мечты и получила Эшли Уилкса, он ей больше не был бы нужен. Лишь недостижимое способно удовлетворить Скарлетт.
— Согласен, трех вполне достаточно, — сказал он.
Она покраснела.
— Ты знаешь, что я имею в виду…
Проклятье, отчего она не поймет! Они ведь могли бы быть счастливы. Даже больше…
Я стану закрывать дверь своей спальни на ночь.
— Не трудись. Пожелай я тебя — никакие замки меня не остановят.
Затем он снова вернулся в детскую, где Уэйд и Элла встретили его улыбками. Улыбками!
Еще чуть-чуть — и малышка Бонни проснется, они все спустятся на кухню, съедят по яблоку и, может быть, вместе посмеются над глупой шуткой.
Глава 38
БЕЛЫЙ БАЛАХОН
Розмари Хейнз Раванель стояла на крыльце своего дома и уголок рта у нее нервно подергивался. В остальном лицо Розмари оставалось бесстрастным. Вдруг на нее смотрят? Возможно, кто-то видел, как она подобрала со ступеней сверток. К примеру, тот джентльмен, что приветствует ее с тротуара, приподняв шляпу. Или всадник, проехавший мимо. Действительно ли качнулась занавеска в окне второго этажа дома напротив или ей показалось? Черт возьми! Гореть им в аду!
В свертке, который она внесла в дом, было три ярда дешевой белой материи, красная ленточка для креста на груди и записка, написанная корявыми печатными буквами: «Дорогая мисси, пожалуйста, сделайте из этого балахон и маску для ку-клукс. И побольше размером!»
Рождественские гирлянды из остролиста в холле радостно зеленели, поблескивая красными ягодками. Можжевеловый венок на двери гостиной источал замечательный свежий аромат.
В ее доме!
Розмари швырнула сверток на пол.
— Как они смеют! — прошептала она, часто дыша, словно пойманный воробышек.
Когда умерла окончательно Южная Честь? В атаке Пикегта, при Франклине? Неужто все благородные люди пали смертью храбрых?
Розмари стало дурно.
До чего же низвели понятие Чести: какой-то негодяй пожелал произвести на приятелей-клансменов впечатление тем, что его балахон, наряд убийцы, был сшит женой самого командира.
«О нет, сэр. Мне ничего о ку-клукс-клане не известно. Да, я сшила балахон, похожий на тот, что вы описываете, но не знаю, ни кто принес ткань, ни кто в него облачился. Сшив балахон, я положила его вечером на ступени крыльца, а наутро его там уже не было.
Об убийствах я ничего не знаю, как и об избиениях негров и белых республиканцев. Говорите, негритянок насилуют?
Сэр, не знаю и о том, что семьям негров приходится уходить в леса, не знаю, что их хижины жгут дотла. Мой муж?
Эндрю часто уезжает. Порой его нет целыми неделями. Но уж не жене расспрашивать мужа о том, где он бывает. Говорите, мой муж — заметная фигура в ку-клукс-клане? Эндрю никогда не говорил мне ни о каком ку-клукс-клане».
Газеты Чарльстона писали о «так называемом» ку-клукс-клане и журили республиканцев за преувеличения:
«Уильяму Чампиону прошлой ночью нанесли визит Некоторые Граждане, которым, по всей видимости, не нравилось, что он подстрекает негров к неповиновению. С тех пор мистера Чампиона никто больше в обеих Каролинах не видал».
«Найденное на платформе тело опознали: это сенатор Артур Дебоуз, радикальный чернокожий законодатель. Хотя множество пассажиров ожидали тогда на платформе прибытия полуденного поезда, никто из них не смог опознать напавших на мистера Дебоуза, и они беспрепятственно уехали».
Приезжая в Низины, Эндрю обычно останавливался в старом рыбацком лагере Конгресса Хейнза. Порой Розмари об этом узнавала, лишь когда он снова покидал стоянку.
А порой, совсем ранним утром, ее будили шаги Эндрю под дверью спальни.
Эндрю так исхудал, что, казалось, даже вытянулся, стал выше ростом. Когда Розмари с ним заговаривала, он морщился, словно удивляясь ее опрометчивости. А на настойчивые вопросы о фирме «Хейнз и сын» отвечал отстраненно, будто она и не задавала их вовсе.
Как-то ноябрьским утром Розмари, сойдя в прихожую, случайно посмотрела на сапоги мужа возле скобы для снимания обуви, где он их оставил прошлой ночью. Голенища были забрызганы бурыми пятнами, а мысы покрыты толстой коркой запекшейся крови. На вытянутой руке Розмари отнесла их к двери мужниной спальни и оставила там.
О делах Эндрю Розмари узнавала на рынке Чарльстонa.
— Как я понимаю, ваш муж побывал в округе Йорк… Все достойные белые леди ему благодарны!
— Миссис Раванель, моя кузина из глубинки до смерти боится, что ночью явятся ниггеры и зарежут ее прямо в постели. Миссис Джозеф Рэндольф из Сентревилля. Прошу, упомяните имя миссис Рэндольф своему мужу.
