Я вздохнул и повернулся вместе с креслом к Коте.
— Пока о тебе думаю, — уныло сказал Котя, — вроде бы все
нормально. Помню и тебя, и все, что с тобой связано. А вот стоит отвлечься… Я
отошел, кофе себе сделал. Вернулся, собирался продолжать про учителя
физкультуры. Смотрю — на экране какой-то левый текст! Стал читать. Снова
вспомнил. Но… как в тумане все.
— Котя, что происходит? — спросил я.
— Ты сам все помнишь? — с надеждой спросил он.
— Все. Это меня забывают. Родители вроде бы помнят, Анька…
еще несколько девчонок…
— Те, с кем у тебя наиболее крепкий эмоциональный контакт, —
заключил Котя.
— В смысле?
— Те, кто тебя постоянно вспоминает. Это не дает им тебя
забыть… ну, быстро, во всяком случае. Мы ведь все постоянно всё забываем. Это
нормально. Если информация лишняя, если не используется, то мозг ее стирает… ну
или откладывает куда-то в долгий ящик. У меня на компьютере такая же система
стоит, периодически спрашивает: «Вы этой программой не пользовались уже
полгода, она вам нужна или ее можно стереть?» Так что все нормально… только
слишком быстро происходит. Будто у тебя склероз.
— При чем тут я? Я все помню. Склероз у моих друзей.
— Такого не бывает… — мрачно сказал Котя. — Слушай, Кирилл,
ты хороший человек, очень мне симпатичен, но только я не собираюсь о тебе постоянно
вспоминать. Ты это учти! А если вспоминать не буду — то забуду начисто. И
никакие записки не помогут.
— Я от тебя подвигов не требую, — пробормотал я. — Хочешь —
сотру твои писульки и уйду?
Котя некоторое время размышлял. Скорее всего чтобы потрепать
мне нервы.
— Нет, погоди. Мне интересно. Ты сегодня чем занимался?
— Обошел толпу бюрократов… — начал перечислять я. Котя
внимательно слушал, кивал. Потом спросил:
— В церковь не пробовал сходить?
Я вытаращил глаза. Котя воинствующим атеистом не был, но и в
Бога не верил.
— Ты чего?
— А чего? Я не атеист, я агностик. А любой агностик
теоретически допускает существование высших сил. Раз уж пошла такая мистика…
— Нет, не ходил. Так… сам помолился… — с легкой стыдливостью
признался я.
— Надо сходить, — решил Котя.
— Точно?
— Точно. Потому что больше я никаких выходов для тебя не
вижу.
Мы помолчали.
— Котя, мне нужна помощь, — сказал я наконец. — Может, и
впрямь — мистика? У тебя нет знакомых экстрасенсов?
— Откуда?
— Ну… ты же сам, когда «не о», пишешь о всякой чертовщине…
Общаешься…
— Чего? Да я с такими же охламонами и общаюсь! Ты думаешь, я
хожу по шарлатанам-экстрасенсам, а потом о них пишу? Ты еще предположи, что я с
овчарками трахаюсь, а потом это описываю… Все из головы, Кирилл! Все это гонево
на потребу публики! Нет никаких настоящих экстрасенсов… ну или я их не знаю…
— Тогда мне и впрямь только в церковь осталось пойти, —
сказал я.
— Подожди. Знаю я, к кому пойдем.
Я вопросительно посмотрел на Котю.
— К Дмитрию Мельникову. А? Хорошо я придумал?
— А ты что, с ним знаком? — удивился я.
— О! И тебя склероз коснулся, — захихикал Котя. — Знаком. Не
то чтобы очень, но Мельников — мужик внятный, компанейский. Только надо будет с
коньяком прийти.
Дмитрий Мельников был человеком редкой профессии. Вот уже
лет двадцать он работал писателем-фантастом и, видимо, на этом поприще
преуспевал. Во всяком случае, жил знаток инопланетных чудовищ и отечественных
вампиров в новом высотном доме на Кутузовском, с чистым подъездом и бравым
дедком-вахтером, судя по выправке и въедливому взгляду, служившим раньше
охранником в лагерях.
Квартиру Мельников имел огромную и богато обставленную, да и
сам выглядел вполне благостным. Я всегда подозревал, что человек, герои которого
зубами гнут арматуру, а пинком ноги прошибают бетонные стены, должен иметь не
слишком-то геройское телосложение. Мельников и впрямь оказался человеком
средних лет, среднего роста и средней плечистости — зато с изрядным брюшком.
Котю, однако, он принял вполне благосклонно. Я тоже был
удостоен рукопожатия с властителем дум наивных подростков и романтичных девиц.
— Проходите в кабинет, ребята, — демократично предложил
Мельников. — Хотите — тапки надевайте.
Где-то в недрах квартиры звякала посуда, канючил что-то
детский голос, тявкала собака. Но за массивными дверями кабинета сразу стало
тихо. Что-то мурлыкал пижонский проигрыватель — весь прозрачный, так что было
видно, как крутится внутри диск и перемигиваются наверняка ненужные, только
ради эстетики понапиханные светодиоды.
— А внутре у ней неонка, — пробормотал я.
Мельников обрадованно уставился на меня:
— О! Как приятно встретить образованного человека! А то до
чего дошло — классику никто не помнит. Процитировал Стругацких без кавычек,
сделал, так сказать, литературный комплимент — а читатели стали хвалить фразу
как мою…
Настроение у меня было и без того не очень.
— По крайней мере у читателей хороший вкус.
Мельников замолчал. Кажется, решал, не стоит ли обидеться и
выставить меня вместе с Котей.
Не выставил. Пробурчал:
— К вкусу бы еще общую начитанность… Ну как можно упереться
в одного автора и читать только его? Пусть даже меня!
Котя хихикнул. Достал из пакета, на который Мельников уже
успел покоситься, бутылку коньяка.
— Понятно, — сказал Мельников. Открыл шкаф, в котором
оказался бар — и не пустой. Извлек бокалы. Поставил на стеклянный журнальный
столик возле дивана. Подумал и спросил: — Как я понимаю, вы не только пить
пришли?
— Очень нужна ваша помощь, — сказал Котя. — У Кирилла такая
странная ситуация…
— Я не издатель, — быстро ответил Мельников. — Могу
подсказать, куда обратиться с романом…
— Нет, что вы, Кирилл не пишет, — замахал руками Котя.
На лице Мельникова отразилось явное облегчение. Он спросил:
— А чем я тогда могу помочь? Единственное, в чем я
профессионально разбираюсь, — это литература. Конкретизирую — фантастика.
— История у Кирилла приключилась фантастическая… — начал
Котя. — Да что я… Кирилл сам расскажет.
Писатель-фантаст без всякого энтузиазма посмотрел на меня. Я
вздохнул, сел на диван, взял в руки бокал с коньяком и начал рассказывать:
