Снова запустив руку в карман, я достал паспорт. Открыл.
Хрупкие страницы рассыпались в руках, фотография со щелчком отскочила и упала
на асфальт. Я поднял ее — на сером квадратике уже нельзя было различить лица.
Было холодно. Все-таки уже осень. А зиму обещали холодную…
— Значит, так… — пробормотал я. То ли угрожая кому-то, то ли
пытаясь выстроить план. — Значит, так? Значит, так!
Первое — чудес не бывает.
Второе — исключения возможны, но только для злых чудес.
А если настало время злых чудес, то бесполезно оставаться
добрым.
5
Окна в моей квартире не светились. Вряд ли девица Наталья
Иванова ложилась спать в восемь часов вечера.
Я поднялся на свой шестой этаж, позвонил в дверь. Гавкнул и
настороженно затих Кешью. Я постоял несколько минут, потом пожал плечами и
вошел в лифт. Если кто-то за мной следил через глазок, то этот кто-то сейчас
зашаркает своей старческой походкой обратно к телевизору, отметив в памяти, что
к соседке приходил кавалер. В том, что стерва Галина Романовна меня уже начисто
забыла, я не сомневался.
Интересно, как вообще эти бабки, не отрывающиеся от
бесконечных «мыльных опер» и утепляющие двери дерматином на синтепоне,
ухитряются слышать звонок в соседские двери? А еще имеют обыкновение шастать по
поликлиникам и жаловаться врачам на плохой слух!
В лифте я нажал кнопку девятого этажа. Ждать Наталью на
площадке рядом с мусоропроводом было опасно, обязательно кто-нибудь выйдет с
ведром или покурить. А вот девятый этаж меня вполне устраивал — в одной
квартире жил старенький дедушка, никуда самостоятельно не выходивший, две
другие снимали многочисленные семейства восточных гастарбайтеров, которые
никогда в милицию не позвонят. Раньше меня раздражали эти тихие восточные люди,
то ли таджики, то ли узбеки, жившие по десять человек в квартире. Нет, ничего
личного, они старались проскочить к себе незаметно, по углам, будто тараканы на
свету. Обычный бытовой шовинизм.
Теперь я был рад тихим соседям с последнего этажа. Сидел у
мусоропровода, курил, глядел в окно вниз, на подступы к подъезду. Темнело, но
лампа над подъездом была яркая, Наталью я успею увидеть загодя.
Несколько таджиков поднялись вверх и юркнули в свои
квартиры, сделав вид, что не видят меня. Я потихоньку добивал пачку сигарет.
Пошел дождь — мелкий, тихий, я такие даже люблю осенью. Они
как напоминание, что лето кончилось. И почти сразу же внизу мелькнул цветастый
кружок зонта.
Может быть, я видел его вчера в своей квартире, среди прочих
чужих вещей. А может быть, и не видел. Но я сразу почувствовал — это Наталья.
Живот свело холодом, ноги будто отнялись. Я с трудом
заставил себя дойти до лифта и нажать вызов. Где-то внизу хлопнула дверь, но
лифт уже подъехал к девятому этажу. Я вошел, но нажимать кнопку первого не
стал.
За меня это сделала Наталья — и лифт послушно пошел вниз.
Трудно становиться бандитом, четверть века прожив вполне
честно и порядочно.
И очень не хочется в тюрьму за бандитизм.
Из внутреннего кармана куртки я достал нож, купленный два
часа назад в ларьке у метро. Дешевая китайская подделка под какую-то знаменитую
марку. Плевать. Мне важен был его устрашающий вид — узкое длинное лезвие с
хищными зазубринами и кровостоком. Если бы в ларьке продавались убедительно
выглядящие муляжи пистолетов — я купил бы муляж пистолета.
В тюрьму не хотелось ужасно.
Дверь лифта с шипением открылась, и некрасивая девушка
Наталья шагнула в лифт. Даже не шагнула — качнулась, занося ногу, но тут же увидела
меня, глаза ее округлились, она попыталась отпрянуть.
Схватив девушку за плечо, я втолкнул ее в лифт. Прижал нож к
горлу — движение оказалось таким естественным, будто я всю жизнь подрабатывал
маньяком-насильником, промышляющим по лифтам.
— Я буду кричать, — сказала Наталья, косясь на нож.
— Почему же не кричишь? — спросил я. Сложенный зонт упирался
мне в ногу, Наталья его упорно не выпускала. В другой руке у нее был пакет с
какими-то продуктами.
— Отпустите, я вас не знаю! — громко сказала девушка. —
Отпустите меня!
Я нажал кнопку шестого этажа.
— Врешь. Ты меня помнишь. А это значит…
Ее глаза забегали по моему лицу. Она облизнула губы.
Осторожно покачала головой:
— Вы с ума сошли. Вас посадят. Знаете, как в зоне с
насильниками поступают?
— Наталья, вы слишком спокойны, — сказал я. И только сказав,
понял — попал в точку. Она слишком спокойна для женщины, на которую с ножом
напал… да не важно кто — маньяк или облапошенный накануне лох.
— Вы не убийца. Вы меня не тронете.
— Проверим? — спросил я. — Вы лишили меня всего. Квартиры,
работы, документов. Мне терять нечего!
— Жизнь, — коротко ответила она.
— Это не так уж и важно. — Я перехватил нож поудобнее, так,
чтобы острие покалывало шею в районе артерии. — Только пикни — я ударю.
Лифт остановился. Открылись двери.
— Рекомендую вести себя так, словно мы старые хорошие
друзья, — сказал я, обнимая Наталью за плечи. — Спокойно откроешь дверь, и мы
войдем в квартиру. Договорились?
Если я все рассчитал правильно и если Наталья не станет
дергаться и кричать, то нож через соседский глазок не увидишь. Идут в обнимку
парень и девушка, не терпится добраться до постели, чего тут необычного? Именно
такую картину и желает увидеть старая климактеричная стерва-соседка.
Наталья дергаться не стала.
Щелкнули замки, мы вошли в квартиру. Ногой захлопнув за
собой дверь, я зашарил по стене, нащупывая выключатель. Прямоугольник кухонного
окна сочился умирающими сумерками. В комнате тревожно тявкнул Кешью. Было
холодно — неужели до сих пор не топят…
— Выключатель ниже, — презрительно сказала Наталья. — На
уровне опущенной руки.
— Ну да, ну да, как же я мог забыть, — пробормотал я.
Вспыхнул свет. Я заглянул в комнату — собака лежит на
диване, больше никого.
— Что дальше? — спросила Наталья. Она слегка наклонила
голову, подальше от лезвия ножа. — Сразу убьешь или вначале помучаешь?
Кешью соскочил с дивана. Выметнулся в коридор, завилял было
хвостом — и замер где-то на грани между бегством и лаем.
— Ты слишком спокойна, — повторил я как заклинание. Это было
единственное, что я мог предъявить в качестве улики, стоя в этой чужой,
незнакомой квартире. — Наталья, я ничего не смогу доказать. Но я уверен, что ты
в этом замешана с головой.
