Явно не жилое помещение.
Похоже на ангар или гараж.
Никак не на водонапорную башню.
Бессмыслица какая-то…
Я прикрыл за собой дверь. Обнаружил и задвинул засов. Прошел
вдоль стен, дергая остальные двери. Все они были закрыты — на засов изнутри и,
видимо, снаружи.
В возрасте лет десяти такие помещения вызывают восторг. Не
зря дети обожают играть на стройках, к ужасу родителей и справедливому
возмущению рабочих. Для взрослого человека ничего хорошего тут не было.
Но ощущение уюта, правильности этого места — не проходило. Я
поймал себя на том, что по-хозяйски неодобрительно смотрю на грязные следы
своих ног.
Ладно, оглядим второй этаж.
Я вскарабкался по лестнице — подошвы скользили на неудобных,
сваренных из трубок ступеньках. На втором этаже лестница не кончалась, но люк
на третий этаж был закрыт и не поддавался моим усилиям. Второй этаж оказался
чуть уменьшенной копией первого — только вместо дверей здесь были наглухо
закрытые железными ставнями окна. А когда я нашел выключатель и зажег свет, то
обнаружил и мебель — два стула, стол, деревянную койку с матрасом, подушкой и
одеялом, но без постельного белья. Все чистое, новое, будто только что из
магазина. Мебель самая простая, словно кустарная. Гладко оструганные доски,
крепко завинченные шурупы. Глаз не радует, но не развалится…
— И чего вы от меня хотите? — громко спросил я.
Если за мной кто-то и следил, то отвечать явно не входило в
его планы.
Возле выключателя нашлась розетка. Я включил телефон на
зарядку и поставил будильник на восемь утра. Пакет с покупками из супермаркета
бросил на столе. Спустился вниз, выключил свет на первом этаже. Поднялся,
выключил свет на втором. На удивление легко нашел в полной темноте кровать, с
наслаждением снял мокрые туфли, разделся и развесил мокрую одежду на стульях.
Лег.
Все начнется утром. Не знаю, что именно, но ночь в моем
распоряжении…
Некоторое время я тихо лежал, прислушиваясь к перестуку
дождя за окном. А потом легко, ни о чем не думая, уснул. Если мне что-то и
снилось, я этого не запомнил.
Проснулся я не от будильника, а от ворвавшегося в сон стука.
Несколько блаженных секунд не помнил, где я и что со мной приключилось. А потом
вспомнил все — разом. Лающий на меня Кешью, витийствующий Мельников,
рассыпающийся паспорт, кровь на моих руках, голос в телефоне…
Открыв глаза, я сел на кровати. Оказывается, ставни на одном
из окон были закрыты неплотно, и в комнату проникал слабый утренний свет.
Неожиданно белый… будто зимой. Поежившись — было прохладно, — я подошел к окну.
Вечером я и не пробовал открыть ставни, но это оказалось неожиданно просто.
Вначале я открыл створки окна, потом откинул защелку с блестящих, будто
никелированных ставен. Распахнул их.
В комнату ворвался свежий холодный воздух. И свет — много
света. Окно выходило не на железку, а в какой-то тупичок, застроенный старыми
кирпичными домами промышленного вида, почти без окон. Все было припорошено
чистым, чуть розоватым в лучах восходящего солнца, еще не истоптанным снегом.
Тень от башни падала на снег и поднималась на глухую стену соседнего здания.
Больше всего строения походили на какие-нибудь заводские корпуса девятнадцатого
века постройки, еще не переоборудованные ушлыми дельцами в дискотеки и ночные
клубы.
Несколько минут я с удовольствием дышал, чуть щурясь от
яркого света. Откуда взялась эта заводская окраина? В Замоскворечье таких
много, где-нибудь в районе Измайловского — тоже хватает. Никогда не думал, что
такие районы есть между «Рижской» и «Алексеевской», стоит лишь чуть отойти от
проспекта Мира…
Закрыв окно — стало совсем холодно, — я принялся торопливо
одеваться. Джинсы высохли, рубашка тоже, а вот туфли остались влажными. Да,
рано пришла зима. А я совсем не по погоде одет…
Снизу донесся стук, и я вздрогнул, вспомнив причину
пробуждения. Кто стучится в дверь ко мне? Уж никак не почтальон…
В полминуты закончив одеваться, я сунул в карман мобильник и
сбежал вниз по винтовой лестнице.
Почти сбежал. Остановился на последней ступеньке и вцепился
в деревянные перила. Меня пробило мелкой дрожью, и холод тут был ни при чем.
Какая, к чертовой матери, винтовая лестница?
Вечером это была обычная металлическая лесенка вроде
пожарной. Дурацкая, неудобная.
Сейчас — винтовая лестница в полтора оборота. Деревянная — и
перила, и ступеньки, и центральный столб. Очень по уму сделанная — ступеньки
шероховатые, не скользкие, перила — как раз на нужной высоте, рука сама на них
ложится.
Я вспомнил, как искал следы ремонта в своей бывшей квартире.
Наивный! Тут ухитрились поменять целую лестницу, пока я спал…
Кстати, не только лестницу! Вчера пол на первом этаже был
бетонный. Сегодня — деревянный. Широкие, плотно пригнанные друг к другу доски,
не лакированные, как паркет, а будто пропитанные темным маслом. Очень
благородно выглядит, ничего не скажешь.
А лампы на потолке оказались забранными в решетчатые
металлические абажуры. Это слегка напоминало уличные фонари, но в принципе тоже
смотрелось неплохо.
Можно было сказать, что мои жилищные условия после
некоторого падения стремительно улучшались. Позавчера утром я был владельцем
маленькой однокомнатной квартиры, вчерашний вечер встретил бомжем, лег спать в
заброшенной башне у железной дороги. Теперь у меня были двухэтажные апартаменты
с интерьером, не лишенным определенной роскоши.
Стук повторился, и теперь уже было понятно, что стучат в
одну из дверей. Причем, если я совсем не потерял ориентацию в пространстве, не
в ту, через которую я вошел.
Я подошел к двери, помедлил секунду. Решительно отодвинул
засов и распахнул дверь.
Да, входил я не здесь. Эта сторона башни выходила в
заснеженный заводской тупичок. А на снегу переминался с ноги на ногу мужчина
средних лет в серой суконной униформе с большой медной бляхой на груди, в
сапогах, в меховой фуражке и — с толстой сумкой на ремне. Нетерпение на его
лице при моем появлении сменилось воодушевлением.
— Мать моя… — сказал я.
— Что? — растерянно спросил мужчина. Оглянулся и с
недоумением пожал плечами. — Ваша матушка?
— Нет… ничего. Э…э?
— Доброе утро. Чудный денек, не правда ли? Почта. — Мужчина
похлопал по сумке. Посмотрел на меня с некоторым подозрением.
— Да, конечно. Доброе утро. Я догадался.
— Почта, — повторил мужчина. — Два пакета и письмо.
Пакеты были прямоугольными, увесистыми. Письмо — в простом
белом конверте, без марок и адреса, никак не подписанное.
