«…щеки, глаза карие, волосы темно-каштановые, нос правильной
формы, уши с четко выраженными мочками».
— Котя, ты в милиции не работал? — спросил я. — Словесные
портреты не составлял?
Котя ухмыльнулся.
«В целом лицо добродушное и привлекательное. Говорит быстро,
голос чуть глуховат, в разговоре неумело старается острить и подкалывать
собеседника. Если я вернусь домой один и забуду про Максимова, то, прочитав эту
запись, вспомню о случившемся. Что-то странное происходит с Кириллом, и мне
очень не нравится, что я в это впутался».
Дальше шли чистые полстраницы — и еще несколько строчек из
рассказа, в который Котя и впечатал записку самому себе:
«– Вот таким макаром! — шутливо закончил Семен Макарович,
вытирая пот со лба. — Это называется тантрическая йога, и придумали ее тысячи
лет назад древнегреческие гетеры.
— Спасибо огромное! — воскликнула Юля и зарделась».
Я посмотрел на Котю и покрутил пальцем у виска:
— Какие еще гетеры?
— Древнегреческие! — Котя забрал листки. — Работа у меня
такая…
— Знаю я твою работу.
— Что вчера у Мельникова случилось? — спросил Котя.
— А ты ему не звонил? — поинтересовался я. — Сам-то что
помнишь?
— Звонил, — ответил Котя с достоинством. — Он считает, что я
к нему зашел один и мы говорили о литературе. Я тоже это помню. И все.
— Как я тебя на выходе из подъезда остановил?
Котя покачал головой.
— Пошли сядем, разговор долгий будет.
Мы взяли по бутылке пива (Котя хмыкнул, когда я без вопросов
купил ему его любимую «Оболонь», а себе — нормальный «Туборг»), и я начал
рассказ. Ничего не утаивая. И как купил нож, как подстерег Наталью Иванову, как
она зарезалась…
— Ты уверен, что это не ты ее ударил ножом? — не выдержал
Котя.
— Уверен. Я стоял с ножом в руке, хотел скотч разрезать…
— Невозможно прыгнуть на нож так, чтобы зарезаться! —
подозрительно сказал Котя.
— А ты пробовал?
Котя замолчал.
Когда я дошел до милиции, освободившей меня из-под стражи,
Котя занервничал.
— Слушай, Кирилл, вот это никак не возможно!
— Но так оно и было.
— Было, не было… — Котя задумался. — Говоришь, тебя били?
— Я думал, ребра сломают. Несколько раз так пнули…
— А сосед тебе в глаз засветил?
— Ну да.
— Ты в зеркало на себя смотрел?
— А что такое?
Котя ухмыльнулся.
— Ничего! В том-то и дело. У тебя лицо свежее и довольное.
Будто ты неделю на курорте провел. А ребра болят?
Я подумал и расстегнул куртку. Подтянул свитер.
— Никаких следов, — констатировал Котя. — Ты меня извини, но
так не бывает. Если тебя избили ногами, то хотя бы синяки наутро останутся.
Спорить с ним было трудно.
— Слушай дальше, — сказал я. — На этом чудеса не кончились.
— После ментов, которые тебя отпустили, больших чудес
случиться не может, — скептически произнес Котя.
Через десять минут я закончил рассказ про башню и ехидно
спросил:
— Как оно? Удивительнее ментов?
— Где эта башня? — спросил Котя.
— Вон, — показал я.
Котя снял и протер очки. Сказал:
— Это старая водонапорная башня.
— Да, конечно. С виду.
— И ты можешь меня туда провести?
— Ага.
— Пошли. — Он решительно поднялся. — Хотя я совершенно
убежден, что дверь не откроется или внутри башни не окажется ничего странного…
Если честно, этого боялся и я. Откуда мне знать, могу ли я
провести кого-то с собой? Быть может, проход между мирами работает только для
меня. Это даже было бы логично.
Но дверь в башню открылась. И внутри все было именно так,
как я запомнил. Винтовая лестница на второй этаж, пять дверей.
— Офигеть, — сказал Котя, озираясь. — Ты видишь то же самое,
что и я? Качественный ремонт, винтовая лестница наверх…
— Да.
— Покажи мне ту дверь! — велел Котя. — Ту, в Кылгым!
— Кимгим, — поправил я.
Подошел к двери и, еще не открывая ее, понял, что все в
порядке: металлическая ручка была ледяная.
Шел снег. Небо затянуло плотным покровом туч, и нам на
головы ложились легкие белые хлопья. В окнах заводов (хотя с чего я решил, что
это заводы?) света не было, звуков тоже никаких не доносилось. Следы от
почтового экипажа давно засыпало снегом.
— Вот оттуда приезжал почтальон, — сказал я. — На тильбюри.
— Интересно, — сказал Котя и покосился на меня. — Тильбюри,
говоришь?
Я пожал плечами. Содрал с фотоаппарата целлофановую обертку
и сделал несколько снимков. Крошечная вспышка помаргивала, пытаясь подсветить
местность. Впрочем, пленка — 400 единиц, снимки должны получиться.
— По всем признакам — параллельный мир, — сказал Котя. — А?
Более отсталый, чем наш. Верно?
— Ну… похоже.
— Пошли в дом. — Котя вдруг посерьезнел.
— Теперь веришь? — спросил я, задвигая засов.
— Верю, верю… — Котя подергал остальные двери. — Все
закрыто… Черт побери! Какие дела…
Он заметался по комнате, прижимаясь к дверям ухом,
простукивая их, чуть ли не обнюхивая. Потом принялся изучать деревянный пол.
— За ночь изменился, — сказал я с гордостью, будто это я
сам, лично, за одну ночь настлал тридцать квадратных метров массивной доски.
— Лиственница, — сообщил Котя. — Лаком не пахнет. А
залакировано уже после укладки!
— Вот такая беда и на моей квартире была, — подтвердил я. —
Никаких следов ремонта.
— Изменилась реальность… — с чувством произнес Котя. — И все
изменились вместе с реальностью, один ты остался неизменным!
— Пошли наверх? — гостеприимно предложил я. — Там еще
веселее вид.
— Или же наоборот, — продолжал размышлять Котя, идя за мной.
— Реальность неизменна, а изменился ты. Потому и воспринимаешь обычные вещи как
неожиданные…
