Заперев за ними, я отправился спать, для себя твердо решив —
кто бы ночью ни стучал в двери, не открою! Пусть рвутся в московскую дверь
депутаты и музыканты, пусть колотят со стороны Кимгима Феликс с Цаем, а на
берегу океана взывает к моей совести Котя. Ничего, потерпят до утра.
А я буду спать и выдумывать дверь в будущее. В мир под
названием Аркан, где можно поучиться на чужих ошибках…
Я честно заснул с мыслью об Аркане. Но под самое утро в
полусне перед пробуждением мне пригрезилось, что новая дверь открылась опять в
Кимгим — к самому ресторану Феликса. И у башни собралась толпа функционалов —
мужчин и женщин, молодых и старых, на разные лады упрекающих меня в
разбазаривании проходов между мирами, непонимании их ценности и прочем
асоциальном поведении. Все это накручивалось и накручивалось, пока не переросло
в какое-то подобие профсоюзного собрания — с упреками, завуалированными
гадостями и общественным осуждением. Потом появилась Наталья, предложила
забрать у меня как не оправдавшего доверия башню и вернуть в ряды обычных
людей. Из толпы тут же вышел политик Дима и принялся аплодировать этому
предложению. За ним выступили юморист Женя и молодой рэпер, которого я даже не
знал по имени. И вот уже вся толпа функционалов надвигается на меня, потрясая
руками, выкрикивая что-то оскорбительное…
Так что пробуждение вышло тревожным. Я секунду лежал,
вслушиваясь, как бухает сердце. Во сне я испугался. Не на шутку испугался того,
что снова стану обычным человеком.
А как метался! Как паниковал!
Родители-собака-друзья-подруги… всех у меня отобрали. Но стоило дать взамен
просторную тюрьму, пообещать хороший паек и развлечения — сразу передумал
возмущаться. И ведь никуда не деться, башня — это тюрьма. Колышек, к которому
привязана десятикилометровая цепь. И все, что я имею, — это круглый двор для
прогулок на цепи. Ладно, пять дворов. Возможно, не десять, а пятнадцать
километров.
Все равно негусто.
Никогда мне не побывать на Кубе. А я хотел. И в Новой
Зеландии тоже — если верить Феликсу, то моя функция при этом разрушится. Да что
там заморские страны! Я не съезжу с друзьями весной в Прагу, а ведь собирались…
Я и на дачу не рискну выбраться, как-никак почти сто километров…
— И что дальше? — спросил я, глядя в потолок. — Ну не бывает
так, чтобы все даром и одному! Я теперь почти неуязвим. Крут до невероятности.
Под боком собственный пляж, уютный городок и большой кусок Москвы. Некоторые
всю жизнь в одном городе живут… Что мне, Капотни не хватает?
Мысль о Капотне меня успокоила. Все-таки мне повезло куда
больше, чем коллеге с юго-востока.
А еще мне было безумно интересно, куда открылась за ночь
четвертая дверь. Повезло ли честолюбивому политику (ну а заодно — потенциальным
жертвам цунами и землетрясений)?
Я быстро оделся. Посмотрел на три открытых окна.
Мне вдруг вспомнилась песенка, которую любил слушать отец,
про человека, который живет в старом доме. Там еще одно окно выходит в поле,
другое в лес, а третье — на океан. Наверняка песенка про
функционала-таможенника вроде меня. Вот только не помню, кто ее пел. Кто-то из
непрофессионалов, кажется, — то ли известный путешественник, то ли кулинар… Но
пел на удивление хорошо, душевно, видимо, хобби у человека давнее. Надо будет
найти и послушать.
В моих трех окнах наблюдались: грязное серое небо над
Москвой, чистая зимняя голубизна над Кимгимом и совершенно изумительный розовый
восход солнца над океаном. Сказка!
Я бегло изучил обстановку за окнами. Выяснил, что очередей у
дверей нет, везде все спокойно, даже в Москве (но с утренним тропическим морем
при хорошей погоде ничто не может соперничать по части спокойствия).
А дальше я совершил героический поступок. Вначале поднялся
наверх, привел себя в порядок, принял душ. Поставил греться чайник. И лишь
после этого стал выбирать из двух закрытых окон.
За ставнями одного царила тишина. Время этого окна еще не
пришло.
За ставнями другого слышался ровный шорох. Не такой громкий,
как морской прибой, но явственный.
Я стал откручивать гайки — они вращались легко, будто
исчерпали свою функцию и им не терпелось сорваться с резьбы.
Наконец ставни распахнулись. Я посмотрел в окно и
присвистнул.
Однако!
По телевизору в такие моменты ставят рекламную паузу. Как
говорится — «на самом интересном месте». Если бы я снимал кино про свои
приключения, я бы тут ее и поставил.
Впрочем, вид за окном сам по себе напоминал рекламу — из тех
приторно-слащавых, в которых рекламируют йогурты или фруктовые и овощные соки.
Ну, те, где птички собирают ягодки, зайки — корнеплоды, червячки — яблочки,
мишки — мед, а потом все это вываливается прямо в ведро с молоком от чистенькой
коровки и превращается в аппетитную цветную жижу. В общем, когда вас тошнит от
благообразия рекламных деток и энтузиазма, с которым дедок в собственном саду
поит родню соком из пакета, тогда вы видите именно то, что увидел в окне я.
Трава — зеленая! Нет, вы не поняли. Всерьез зеленая, как в
рекламных клипах, где ее иногда подкрашивают. В настоящей жизни такой зеленью
обладают только китайские фломастеры.
И на этом зеленом лугу, простирающемся до горизонта, в
живописном беспорядке стояли столь же яркие, усыпанные то ли цветами, то ли
плодами деревья…
Стоит ли уточнять, что небо было голубым, солнце желтым,
воздух — чистым и благоухающим?
Очень хотелось нащупать ручку цветности и немножко убавить
красок. А заодно — и яркость поменьше сделать.
По сравнению с этим миром тропическая живописность Заповедника
казалась блеклой, затертой. Словно какого-нибудь Гогена вначале вывезли на
Таити и заставили рисовать пастелью, а потом вручили яркие акриловые краски —
и, пользуясь растерянностью, убедили изобразить пейзаж средней полосы, но в
кислотных тонах.
На будущее это никак не походило. Скажу честно, что при виде
выжженной равнины я бы насторожился и заподозрил, что у меня «получилось». Но
тот вид, который открывался за окном, никак не вписывался даже в мои довольно
оптимистические представления о будущем.
Жаль, что я не какой-нибудь безумный сектант. Решил бы, что
открыл ворота в рай. Скинул бы с себя одежду и побежал радостно по травке…
Скидывать одежду я не стал, конечно же. Но спустился вниз и
открыл дверь. Сорвал и подозрительно понюхал травинку, по неискоренимой
привычке русского человека подозревая в каждом подарке судьбы двойное дно.
Травинка пахла вкусно и не кусалась.
— Ну извини, мужик, — сказал я отсутствующему политику тоном
лошади из анекдота. — Я старалась как могла…
Башня из этого мира тоже выглядела забавно. Гораздо тоньше,
чем должна была быть, и облицована белым камнем. Наверное, это мрамор —
полированный и с прожилками… Ну а из чего еще строить башни в таком сказочном
мире? Мрамор, яшма, малахит и прочие ценные камни.
