— Черт побери, все как у нас, в политике! — Дима картинно
всплеснул рукой и несколько вымученно рассмеялся. — Так. Что ж нам делать, а?
Такие силы — и бесцельно пропадают. Меня, сам понимаешь, интересует одно — как
бы на пользу стране использовать ваши возможности.
Я пробормотал что-то неопределенное.
— Не веришь? — Политик откинулся в кресле. Внимательно
посмотрел на меня. — Зря. Власть, конечно, это игра азартная и без правил. Но
власть в отличие от денег интересна не сама по себе, а только вместе с реакцией
окружающих. Власть — это тщеславие. Политика должны либо любить, либо бояться.
Но в любом случае — уважать и боготворить! Зачем добиваться власти, если точно
знаешь, что в истории останешься трусливым приспособленцем, капитулянтом,
рохлей, слабаком. Если тебя вспомнят не за то, что ты сотворил, а за то, что
натворил. Неинтересно! Вкусно есть и долго спать проще без всякой политики.
Тысячи людей это вовремя понимают и в политику не лезут. Но вот у нас, увы,
некоторые выбирают себе политику в качестве бизнеса. Мне это не надо. У меня
тщеславие сильнее жадности.
— Вы знаете, вам никто не поверит, — сказал я честно. —
Никому из тех, кто во власти, — не поверят. У нас ведь как все устроено — люди
отдельно, власть отдельно. Мне знакомая заводчица рассказывала, что, когда
покупать щенка к ней приезжают с Рублевки, у нее душа за собаку болит. Потому
что простой человек априори считает тех, с Рублевки, ни на что хорошее не
способными. Даже собаку любить.
— Знаю, Кирилл. Хоть я и не на Рублевке живу. Поэтому мне и
нужно чудо. Нужно что-то от вас, функционалов.
— Сила?
— А в чем сила? — Дима улыбнулся. — В мускулах? Деньгах?
Информации? Обаянии? Сила бывает разной. И надо уметь пользоваться ею во всех
видах… Я могу обогатиться за счет иных миров?
— Товары таская через башню, как челнок? Вряд ли. С вас
будут снимать пошлины за товар.
— Знаю. А информации из Аркана я не получу. Возможно… — он
помедлил, — ты мог бы помочь мне кое-чем другим?
— Кому морду набить? — спросил я. — Больше ничего не
остается.
Политик засмеялся.
— Нет остается. Технология.
— Земля самая развитая.
— Не совсем. Есть, к примеру, Твердь.
— Запрещено перемещать из мира в мир неизвестные технологии.
— И чей это запрет? — Дима посмотрел на бутылку с вином, но
налил себе минеральной воды. — Тех, кто ставит на нас эксперименты? Как ты
думаешь, Кирилл, разумно ли одной морской свинке говорить другой: «Нельзя
убегать из клетки, экспериментатор это запретил!»
— Неразумно. Но я боюсь, тут меня не поймут другие
функционалы.
Политик хмыкнул. Поиграл бокалом, сделал глоток. Сказал:
— Все то же самое… Когда я начинал заниматься политикой, я
думал, что могу чего-то добиться. И для себя, конечно же, и для всей страны. И
для всего мира в общем-то. А потом я узнал правду. Узнал, что и наши вожди, и
американские президенты — все они в мире не главные. Что есть мастера. Что
вроде как они не правят… но к их мнению прислушиваются. Знаешь, воплощенный
кошмар русофила о масонах… Теперь стало понятно, зачем мастерам все это… Как ты
считаешь, могу я пойти к президенту и рассказать ему правду?
— Ну откуда мне знать, можете или нет, — сказал я. — Меня бы
не пустили, вас — не знаю.
— А если серьезно?
— Я не знаю. Быть может, на самом верху и так все и всё
знают. И никаких тайн вы не откроете. А если даже и откроете, то что? Устроят
всемирную облаву на функционалов? Будут термоядерными бомбами садить по башням
и подвалам? Что это даст-то? Кто успеет, уйдут в другие миры. Остальные
затаятся. Вы же их от обычных людей не отличите.
— Вот что мне в тебе нравится, — с чувством сказал политик,
— что ты до сих пор говоришь «их», а не «нас». Значит, воевать бессмысленно?
— Обычными методами — да. Все равно что кисель топором
рубить. Вот вы знаете, каковы возможности функционала-акушера? Натальи
Ивановой, к примеру?
— Нет.
— А ведь она скорее всего с Земли-один. Придете ее брать — и
что произойдет? Вдруг она зачарует самых суровых спецназовцев и прикажет
атаковать вас? Вдруг ее даже атомный взрыв не берет? Обычные функционалы
прикованы к какому-то зданию, к своей функции, а вот насчет нее я не уверен. Вы
сил этого врага не знаете и узнать не можете. Вы даже не знаете, где они могут
сидеть во власти. Придете к президенту с докладом — а он сам с Земли-один! — Я
помедлил и добавил: — И откуда мне знать, кто вы такой? Политик Дима? А может
быть, вы тоже функционал с Аркана? Проверяете меня на благонадежность,
уговариваете нарушить таможенные правила?
Дима допил воду. Вздохнул и сказал:
— Вот теперь, Кирилл, ты понимаешь, что такое политика… Мне
пора. О счете не беспокойся, все оплачено.
Уже в дверях он обернулся и сказал:
— Я не с Аркана. Я наш, земной. Но ты мне не верь, потому
что верить нельзя никому.
— Как говорил старина Мюллер в «Семнадцати мгновениях
весны», — не удержался я, — «верить нельзя никому, мне — можно».
— Мюллеру, если хочешь, можешь верить. — Дима кивнул. —
Мертвым можно верить.
Я посмотрел на закрывшуюся дверь, словно на ней должны были
проступить какие-то мудрые слова. Выпил еще вина.
Мне было жалко политика. Ни с какого он не с Аркана,
конечно. Молодой, амбициозный, пытающийся найти волшебную палочку и, опираясь
на нее, доковылять до самого верха власти. Национальная идея… ха. Какая
национальная идея у белых мышей в клетке? Кого пустят на опыты, кого на корм
удаву, а кого оставят на размножение…
Волшебных палочек нет. Кончились.
В детстве я очень любил читать. Сейчас как-то меньше… ну,
детектив иногда, фантастику, что-нибудь модное… А в детстве любил. Родители
приучили. Сказки, фантастику… Так что в волшебные палочки я тоже верю. И с
удовольствием бы вручил такую Диме — пусть попробует. Хуже не будет.
Или надо быть оптимистом? В том смысле, что может быть и
хуже?
Допив вино, я отставил бокал в сторону. Да, странный
напиток. Экзотический…
Я вдруг подумал, что сегодня утром родители должны были
вернуться из Турции.
Три с лишним года я жил самостоятельно от родителей. В
общем-то заслуга в этом только их. Сам я на квартиру копил бы еще лет десять.
Они мне квартиру подарили и прямо-таки выставили из дома. Я вначале даже слегка
обижался — при всех бесспорных преимуществах отдельного житья. Потом посмотрел
на друзей-приятелей, живущих с родителями, и понял, как были правы мои предки. Все-таки
жизнь с мамой и папой, если ты из школьного возраста вышел, человека портит. Ты
можешь при этом зарабатывать неплохие деньги, можешь содержать родителей, но
если ты остался жить в родительском доме — ты прекращаешь взрослеть. Принимаешь
манеру поведения и жизни родителей. Консервируешься, становишься молодой копией
отца. А это только в крестьянской семье хорошо — и то лишь в отношении старшего
сына. Недаром во всех сказках больших успехов добивается младший сын,
отправляющийся куда глаза глядят счастья искать. Тысячи таких младших сыновей в
пути исчезают, но кто-то все-таки ловит свою синюю птицу. На крестьянскую
пашню, к трудолюбивому и обстоятельному старшему сыну, синие птицы не залетают…
