Я присел на скамейку. Достал еще одну сигарету. Повертел в
руках трубку. Чужой телефон, чужая квартира, чужая собака. А если это все —
только начало? Чего меня еще можно лишить?
Родных. Друзей. Работы.
Я набрал номер розничного отдела своей фирмы. Занято. Что ж,
обычное дело. Звонят всякие пионеры, ищут крутую видеокарту подешевле… Номер
босса.
— Слушаю…
— Валентин Романович, добрый день!
— Добрый.
— Это Кирилл Максимов вас беспокоит. Менеджер розницы.
— Из какой фирмы?
Телефон едва не выпал из моих рук.
— Из вашей! Из «Бит и Байт»!
Пауза. Шепоток — будто микрофон прикрыли рукой. Шеф в
технике полный ламер, никак не научится пользоваться кнопкой отключения
микрофона. Мне показалось, что я услышал: «Кирилл Максимов у нас работает? На
рознице?» Потом шеф тем же вежливым тоном спросил:
— Да?
— Я сегодня не могу прийти на работу, Валентин Романович.
Тут сложились такие обстоятельства…
Снова пауза и шепоток сквозь ладонь.
— Э… Кирилл Максимов?
— Кирилл, — обреченно сказал я.
— Где вы, говорите, работаете?
— В розничном отделе. Менеджер по продажам. Спросите Андрея
Исааковича!
— Андрей Исаакович, — нарочито громко спросил шеф. —
Работает у вас Кирилл Максимов?
— Нет, — донесся ответ старшего менеджера розницы. — Валентин
Романович, я вам все время говорю — у нас не хватает одного человека! Ну трудно
втроем с нашими объемами, просто совсем невозможно!
— Э… Кирилл Максимович… — сказал шеф.
— Кирилл Максимов!
— Кирилл Максимов. Я не совсем понял смысл вашей шутки, но
если вы хотите работать в нашей фирме и имеете опыт…
— Имею. Три года работы.
— Где?
— В «Бите и Байте!» — крикнул я и прервал связь.
Меня колотило мелкой дрожью. Это уже не бумажки. Меня не узнал
Валентин Романович? Пускай. Не так уж часто я с ним вижусь. Но вот Андрюшка
Ливанов, с которым вместе было и выпито технического спирта, и пролито
трудового пота…
Бумаги можно подменить. Если уж решили отнять квартиру.
Людей можно подкупить… или запугать. Если уж задались целью
затравить меня.
Но откуда у шефа и Андрюшки подобные актерские способности?
Андрей у нас хоть и Ливанов, да не тот. И выдать импровизированную горестную
речь о нехватке менеджера он никак не мог!
Руки тряслись, и виной тому была не вчерашняя пьянка. Я
огляделся. Мой двор. Мой, понимаете? Мой! Эти скамейки и карусели на детской
площадке, свежевыкрашенные ко дню города, — они мои! Этот дворник, сгребающий
мокрые осенние листья, — мой! Этот магазинчик на углу, где я покупаю хлеб,
колбасу и пельмени, — тоже мой! Все вокруг привычное и уютное, даже лужа в
узком проходе между нашим и соседним домом — моя, обжитая, сто раз в ней
промокали ноги, а однажды я поскользнулся и шлепнулся в нее — совершенно
по-клоунски размахивая руками, пытаясь удержаться от падения, но все-таки
приземлившись на мягкое место. Анька тогда хохотала будто ненормальная, я,
глядя на нее, тоже принялся смеяться — сидя в луже, и проходившая мимо бабулька
высказала все, что думает о пропившей стыд и совесть молодежи…
Я набрал номер Ани.
— Кирилл, не звони мне, хорошо? — раздалось в трубке. — Я не
хочу больше с тобой общаться. Правда не хочу.
Отбой.
Наверное, наши отношения и впрямь иссякли. Я не огорчился. Я
обрадовался! Анька узнала мой номер, она помнила меня!
Что же происходит?
Я уселся поудобнее, с улыбкой кивнул дворнику — тот меня не
узнал и на кивок не ответил. И принялся обзванивать друзей, знакомых и деловых
партнеров — всех подряд по записной книжке телефона, начиная с менеджера
Ашимова, у которого иногда закупал железяки для фирмы, и кончая папиным
знакомым, стоматологом Яблонским, полгода назад ставившим мне очередную пломбу.
Через полчаса, почти посадив телефон, я закончил обзвон.
Картина вырисовывалась странная… впрочем, нет, странная —
это если бы в ней начисто отсутствовали закономерности. А здесь они имелись.
Случайные знакомые вроде Яблонского или менеджеров крупных
оптовых фирм меня забыли начисто. Приятели, с которыми связывали более-менее
личные воспоминания, вспоминали не сразу, но после какого-нибудь «Лешка, ты
что, опух? Мы на прошлой неделе вместе пиво пивали в „Граблях“!» вспоминали и
начинали смущенно извиняться, ссылаясь на выбившую всю память работу или
последствия вчерашнего пьянства. Пятеро вспомнили меня сразу — Котя, хотя тут, вероятно,
сказывалось недавнее общение, три девчонки, отношения с которыми были более чем
теплыми, и, совершенно неожиданно, один паренек из конкурирующей фирмы. С
пареньком этим я общался не слишком уж часто… было в нем что-то такое…
голубоватое, что ли…
Я крякнул. Вот те на! История почти как в Котиных рассказах.
Парень-то, похоже, и впрямь гей! А я, видимо, ему симпатичен. Вот потому и
помнит…
Почему-то мысль о том, что я являюсь объектом сексуальных
фантазий голубого, меня потрясла больше, чем охвативший моих знакомых склероз.
Я встал, дошел до магазинчика и купил пива. Продавщицы меня не узнали.
Вернувшись на скамейку, я попытался сосредоточиться. Фиг с ним, с парнем,
положившим на меня глаз. К вечеру и он меня забудет начисто, пра-а-ативный.
Потом, наверное, забудут те девчонки, с которыми у меня были
романы.
Что дальше?
Без работы. Без квартиры. Без друзей.
Паспорт? Ну и что с того? Фальшивый. На рынке купил.
А родители?
Не вызовут ли они милицию, обнаружив меня в своей квартире?
Я набрал папин номер. Вслушался в щелканье и потрескивание
мирового эфира.
— Да? — весело откликнулся папа.
— Привет, это Кирилл, — сказал я.
— Кто-кто? — не понял отец.
— Кирилл! Ты что, родного сына не узнаешь?
— Да слышно тебя плохо, Кириллка, — добродушно отозвался
отец. — Не мобильная связь, а полевая почта… Как дела? Трудишься?
— Тружусь, — ответил я, отхлебывая пиво.
— Мать спрашивает — не болеешь?
— Здоров как бык…
— Все в порядке? Ничего не случилось?
Так и подмывало ответить — «выгнали с работы, отобрали
квартиру, а друзья меня забыли».
