Так Вениамин одержал первую крупную победу, получив в своё распоряжение десятитысячный отряд, вокруг которого стал строить армию.
Разумеется, постепенно.
Второй победой Вениамина стал союз с Освободительным войском генерала Дибло, который как раз объединил и возглавил Гальсию и Прулию, остро нуждался в качественном пополнении и согласился взять неопытного щенка «младшим компаньоном» в драку с лекрийцами. Тот поход, вошедший в историю Менсалы как «Штурм дерзких» – а в истории Менсалы подобным событиям имена собственные давали в редчайших случаях, – губернатор Рубен до сих пор поминал Вениамину при редких встречах. Лекрийцы и пришедшие им на помощь трибердийцы еле отбились, отступили к самому Лекровотску, взорвали мосты, бомбардировали собственный город, бойцов на позициях удерживали лишь с помощью заградительных отрядов, а перелома в войне добились неожиданным способом: уничтожив Дибло. Как Рубен разузнал местонахождение секретной ставки генерала, он не говорил никому, но самоубийственная атака, в которую Лекрийский бросил свой лучший панцирный полк, привела к гибели Дибло и его штаба, после чего Освободительное войско покатилось назад. Хитроумный Рубен попытался развить успех, спешно атаковал Гальс, желая прихватить оставшуюся без генерала провинцию, но Вениамин ухитрился организовать изрядную часть беспорядочно отступающего войска и отбить наступление. Что стало его третьим крупным успехом, и в глазах профессиональных военных он перешёл из разряда «безусый маменькин сынок» в почетный список «нормальных командиров».
Авторитет, да и армию Вениамин обретал постепенно.
Он закрепился в Гальсе, переформировал войска, создав Объединённую менсалийскую армию, и заодно получил первый опыт управления крупной территорией. Он решил, что добился успеха, но полосы везения имеют свойство заканчиваться, и через полгода Вениамин потерпел первое крупное поражение.
Вскоре после «Штурма дерзких» во главе лекрийской армии встал легендарный Нестор дер Фунье, азартно влюблённый в войну адиген, которого заслуженно называли гением. Нестор провёл целый ряд великолепных операций, захватив для Рубена почти треть континента, и одной из первых его жертв стал как раз Вениамин, в ту пору – Гальский. Молодой губернатор пережил настоящий шок: от былого величия – настоящей армии, с которой он надеялся захватить Прулию и Лекрию, у него осталась лишь бригада в пять тысяч штыков, минимум боеприпасов и весьма неясные перспективы. Он едва не попал в плен, бежал на самый юг континента, где вступил в беспощадную войну с другими неудачниками. В какой-то момент показалось, что гражданская война сходит на нет, что Рубен заполучит планету, но… но Нестору неожиданно наскучила Менсала, и он попросту уехал. Злые языки говорили, что адигены попросили гения не отдавать весь валериций Герметикона ставленнику Компании, – военные победы Рубена сменились поражениями, и мечты о «Великой Лекрии» растаяли как дым.
Вениамин, естественно, был одним из вдохновителей Южного союза, отряды которого вышвырнули лекрийцев из оккупированных провинций, но успел выйти из него до того, как войска Северной коалиции разнесли ударные части южан на алхимические элементы. Вениамин же привычно подобрал остатки чужих армий, вторгся в Пежию, захватил её и на год закрепился, получив передышку и возможность привести войска в порядок. Получив желаемое, то есть ограбив Пежию настолько, насколько её вообще можно было в тот момент ограбить, Вениамин без боя сдал её Великой Народной армии фельдмаршала Мырло и рывком ушёл на север, договорившись с губернатором Брангийским о безопасном коридоре. Вениамин понял, что жизнь в центральных провинциях, из-за обилия агрессивных соседей, чересчур непредсказуема, на юге ему не понравились горы и недостаток плодородных земель, попытка захватить Брангию грозила обернуться затяжной партизанской войной с угрюмыми лесовиками, а вот лежащая чуть севернее Мрития подходила по всем параметрам, и всего за три месяца сражений Вениамин сумел полностью подчинить её себе.
И с тех пор не отдавал.
– Всё равно не понимаю, почему мы не могли наблюдать за экспериментом с борта «Повелителя неба»? – громко произнёс Холь. – Доминатор поднялся бы выше рундера, и я увидел бы все детали происходящего. – Инженер замолчал, через секунду понял, что собеседник счёл вопрос риторическим, и повторил, глядя Мритскому в глаза: – Почему? – И нервно одёрнул пиджак.
– По той же причине, по какой ты не отправился на «Исследователь-1», – спокойно ответил Вениамин, которого, похоже, забавляла нервозность Холя.
– То есть?
– Здесь безопаснее, чем на борту доминатора. – Губернатор выдержал паузу, после чего добавил в голос чуточку удивления и осведомился: – Разве не так?
Несколько секунд Алоиз молчал, выбирая из возможных вариантов ответа наиболее дипломатичный, ограничился коротким:
– Так.
Поднял к глазам бинокль и отвернулся.
Для наблюдений Вениамин выбрал наиболее подходящую башню форта – Трёх геологов, однако распорядился установить на ней радиостанцию – её монтировали и настраивали чуть ли не всю ночь, – и теперь Холь мог не только видеть зависший в безоблачном небе цеппель, из-под которого вылезала массивная колонна гигантского Накопителя, но и общаться с капитаном, отдавая необходимые приказы. Тут же присутствовали Агафрена – в кресле, с бокалом лимонада в руке – и верный Тогледо – безмолвная тень инженера. И всё: Вениамин не знал, как закончится эксперимент, не знал, как поведёт себя сам, и, не желая терять лицо, предусмотрительно избавился от ненужных свидетелей в виде старших офицеров. В случае успеха подчинённые устроят ему восторженный приём во дворе форта, в случае конфуза – спрячутся и не будут показываться на глаза несколько часов.
Наблюдатели собрались задолго до того, как «Исследователь-1» начал подъём, но между собой почти не общались, и фраза инженера положила начало разговору.
– Ты чересчур спокойна, – тихонько обратился склонившийся к жене Мритский и легко коснулся пальцем её обнажённого плеча. – Что выдаёт внутреннее напряжение.
– Естественно, я волнуюсь.
– Я не трону его в случае провала.
Агафрена вздрогнула, бросила на мужа резкий взгляд, но через мгновение взяла себя в руки и чуть менее спокойно, чем предыдущую фразу, но всё-таки бесстрастно осведомилась:
– Почему ты решил, что я волнуюсь из-за Алоиза?
– Всё же родственник, – хмыкнул Вениамин, продолжая поглаживать плечо жены. Со стороны могло показаться, что низенький губернатор нашёптывает красавице комплименты, поскольку Агафрена, несмотря на холод от ужасных фраз мужа, продолжала «держать лицо». И один Создатель знал, чего ей это стоило. – Я вижу, что Алоиз увлечён, вижу, что верит в успех, и потому обязательно дам ему ещё один шанс.
Больше всего на свете она хотела отстраниться, встать с кресла и сделать шаг назад, перестав ощущать вызывающие неприязнь прикосновения, однако воспитание не позволило Агафрене совершить подобное при свидетелях. Она сделала глоток лимонада и хладнокровно осведомилась:
– Хочешь прославиться?
