Застать сир-тя врасплох не удалось – сидящие у воды воины заметили лодки издалека, закричали, схватились за копья. Казаки в ношвах тоже подняли рогатины, гребцы стали править в сторону врага… Но вскоре замерли, стиснув зубы и застонав. Это на берег вышли сильные чародеи, вытянув в направлении врага руки и посохи. Их воля обездвижила почти всех людей в лодках.
– Отче наш, сущий на небесах! – поднявшись, воздел над головою крест отец Амвросий. – Да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя и на земле, как на небе! Не введи нас в искушение, но избави нас от лукавого, ибо твое есть царство и сила и слава, ныне и присно и во веки веков, аминь! Не подвластны души христианские чарам колдовским! Истребляю их именем Иисусовым! Сгинь, чародейство, рассыпься, уходи! – Он осенил людей крестным знамением, и те вправду зашевелились. Рогатины опять поднялись остриями в небо, гребцы вспенили воду веслами.
На второй ношве ударил в свой бубен Маюни, призывая в помощь богов древнего шаманского рода Ыттыргына; Митаюки, зажав в руке кожаный амулет с оберегающими рунами, зашептала отгоняющие порчу заклинания – и люди вокруг них тоже ожили, готовясь к схватке.
Великие шаманы на берегу отчаянно завыли, стягивая к полю незримой схватки полчища духов и богов, раз за разом посылая их против опасного врага, стремясь пробить сплетенную из самых разных видов магии защиту. И временами казалось, у них что-то получается, ибо весла двигались медленнее, а копья начинали пригибаться к воде, но вскоре защита усиливалась – и люди в лодках приободрялись, разворачивали плечи, прищуривались на сгрудившегося на берегу врага.
* * *
– Как было и прежде, с полста воинов и три колдуна, – указал на прогалину Силантий Андреев. – Каким был лагерь ратный, таким и восстановили. Менквов токмо нет. То ли опасаются, то ли новых не наловили. И звери ушли.
– Звери, вестимо, супротив засеки нашей ушли, – тихо ответил Егоров и вскинул руку.
Казаки потекли из зарослей за спину увлекшихся происходящим на реке дикарям, опустили копья, кинулись вперед. Когда до врага осталось всего лишь несколько шагов – щелкнули тетивы луков, выбивая колдунов, и воины сошлись в рукопашной.
Матвей шел крайним справа и потому оказался один супротив пяти – малым числом казаки не смогли ударить по всему строю, а смяли только центр. Вдобавок, как назло, пика после первого удара застряла, выдернуть не удалось, пришлось выхватывать саблю.
– А-ха-а! – Ближний сир-тя наметился в лицо копьем.
Казак пригнулся, привычно поднырнул – но клинком до ворога не достал. Тот отскочил, бросая неудобное в давке оружие, схватился за палицу, тут же ткнул ею вперед, словно ножом. Матвей отмахиваться не стал, отпрыгнул вправо, закрывая собой спины товарищей от обходящих их дикарей, отмахнулся от одного копья, второе поймал и рванул к себе, хлестнув саблей по держащим его рукам. Крутанулся, отмахиваясь от другого наконечника, присел в длинном выпаде, вонзая саблю в живот врага, опять поднырнул под копье, рубанул голые колени, вскочил… И тут бок его обожгло страшной болью. Столь сильной, что на миг казак даже потерял сознание, – и пришел в себя, уже стоя на коленях.
– Ха-а-а! – Чужой воин уже размахнулся, чтобы размозжить ему голову, и Серьга в этот миг смог только упасть, чтобы уже лежа вскинуть саблю, вгоняя врагу в пах.
Другой дикарь, отскочив, поднял копье, замахнулся, метясь пронзить раненого с безопасного удаления, и Матвей в бессилии закрыл глаза…
Со своей ношвы Митаюки хорошо видела, как развивается схватка. Три десятка русских ратников выскользнули из леса, подбежали, опустив копья, с ходу врезались в толпу сир-тя. Закричали от боли раненые, упали убитые, шарахнулись в стороны все остальные, повернулись к врагу, кинулись на казаков с воинственными криками. Засверкали сабли и наконечники, хлынула на песок кровь.
Ее дикарь дрался крайним, ловко уворачиваясь сразу от нескольких врагов. Обезоружил опытного сир-тя с бритой головой, ранил другого, свалил третьего, отклонился от нового укола… И тут, подскочив незамеченным, молодой воин вогнал свое копье в бок казака чуть ли не на всю длину!
– Не-ет!!! – вскочив, в ужасе закричала юная шаманка.
Матвей обмяк, упал на колени. Молодой воин выдернул свое копье, его место занял пожилой, замахиваясь палицей – но казак стал падать дальше. Опасаясь промахнуться, сир-тя помедлил с ударом – и дикарь успел сразить его первым. Молодой воин отскочил, размахнулся двумя руками, намереваясь вогнать копье в обмякшее тело.
– Не-е-т!!! – Митаюки прянула вперед, вытянула руку, выплескивая через расстояние весь свой страх и гнев, и сжала ими сердце воина. Молодой сир-тя задрожал, не в силах шелохнуться, раз за разом мелко приподнимая и слегка опуская древко.
Ношвы уже достигли мелководья, и с них спрыгивали казаки, чтобы нанести смертельный удар, – опять в спину врагам, опять неожиданно. Вознесшего копье сир-тя наконец-то заметили, и метнувшийся в помощь сотоварищу Силантий одним взмахом снес ему голову.
Юная шаманка наконец-то перевела дух, сорвалась с места, пронеслась через поле брани, сильным толчком отпихнула десятника, упала на колени рядом с казаком:
– Матвей! Ты жив?! Посмотри на меня, Матвей! Дыши, проклятый дикарь! Дыши! Не вздумай закрывать глаза!
К ней в помощь подоспела Устинья, принесла туесок с болотным мхом. Вдвоем девушки быстро забили им рану, остановив кровотечение, и шаманка осталась сидеть рядом, удерживая мох, пока казачка искала, из чего сделать повязку.
– Смотри на меня, Матвей! – требовала девушка. – Не засыпай! Ну же, проклятый дикарь, как меня зовут?
– Митаюки… – ответил казак и потерял сознание.
Схватка оказалась удачной. Ватага потеряла всего несколько воинов легкораненными, и одного – тяжелым. Но при том, считай, очистила от врага всю реку. И хотя колдун на драконе кружил высоко над их головами, казаки особо его не опасались. Бывалые воины, они отлично знали – для сильного удара по врагу нужно собрать силы. Этот удар они сегодня выдержали. Для нового нападения язычникам потребуется время, причем довольно много. Ведь ближайших к реке ящеров и воинов перебили, подкрепление придется гнать издалека. Пока еще оно доберется…
Разделившись надвое, ватага занялась делом. Часть отправилась к засеке, где на заостренных сучьях и макушках обнаружилось три туши крупных зверей и пять волчатников. Судя по лужам крови и обломкам ветвей – напоролось на укрепление куда больше животных, однако многие выжили и уползли зализывать раны. Впрочем, казакам с головой хватило и того, что есть. Воины свежевали туши, снимая шкуры и разрезая мясо на крупные куски, грузили все это на лодки, а когда ношвы просели чуть ли не по самые борта – отправили их вниз по реке.
Остальные ватажники валили деревья, рубили сучья, после чего сваливали бревна в реку и шли за следующими, предоставляя этим плыть по течению. Правда, несколько плотов казаки все же связали – но только для того, чтобы тоже загрузить мясом и шкурами. Работа кипела с первых солнечных лучей и до глубоких сумерек, ватага торопилась сделать как можно больше до того дня, когда язычники снова воспрянут духом. Дров было сколько хочешь, еды тоже – только трудись. Даже в дозоры воевода отправил не здоровых казаков, а легкораненых, наказав в стычки не соваться, а при первом подозрении уходить и предупреждать ватагу об опасности. Исключение Егоров сделал только для Маюни. Мало того что юный остяк был охотником от рождения, так на него еще и колдовство сир-тя не действовало. Как этим не воспользоваться?
