Холидей покачал головой.
– Спасибо вам обоим за приглашение, но вы встаете, когда я только спать ложусь, да и виски у вас вряд ли водится в изобилии.
– Тогда приходи к нам позже, – сказал Эдисон. – Так мы будем знать, что ты еще жив, а ты поймешь, когда мы закончим работу.
Втроем они расселись по вагончикам; крышки закрылись, и состав поехал вкруг Тумстоуна. Холидей почти забыл, что Эдисон и Бантлайн изменили город до неузнаваемости: через каждые десять ярдов – уличный фонарь, почти все здания построены из непробиваемой латуни Бантлайна. С появлением самоходных экипажей лошади стали ненужной роскошью, Холидей заметил всего пару скакунов у одной коновязи. У многих мужчин из кобуры выглядывала рукоять нового двуствольного револьвера.
Через несколько минут состав выехал на Фремонт-стрит и вскоре остановился – не на станции, правда; крышки не спешили откидываться. Глянув в окно, Холидей увидел кораль «О-Кей», там с полудюжины прилавков продавались сувениры: от фальшивых значков маршалов до игрушечных револьверов и бульварных романов, авторы которых божились, что сами видели легендарную перестрелку.
– Черт, мы ведь даже не в корале стрелялись! – зло пробормотал Холидей. – Бой был в переулке у фотосалона, – он вытащил из кармана флягу и выпил. – Черт знает что, святыню из этой помойки сделали! – прорычал он, а тем временем монорельс двинулся дальше.
Через несколько минут состав затормозил у отеля. Холидей, прихватив багаж, покинул вагончик и отправился к «Америкэн».
– Свободные номера есть? – спросил он у портье.
– Для вас всегда найдется, мистер Холидей, – раболепно ответил тот.
– Док.
– Вы к нам надолго, Док?
– Понятия не имею.
– Номер 112, – сообщил портье, выдавая ключ.
Холидей покачал головой.
– Только не первый этаж. Если кто вздумает пристрелить меня во сне через окно, то пусть для начала хотя бы на дерево влезет.
Портье посмотрел в шкафчике для ключей.
– Номер 327.
Холидей снова мотнул головой.
– Я больной человек и сил у меня немного. Выше второго этажа мне не подняться.
– Тогда двести десятый, – выдавив улыбку, ответил портье.
– Чудно, – сказал Холидей. – Пусть отнесут мой багаж в номер. Ключ я заберу позже.
– Э-э… сэр… – нерешительно произнес портье.
– Док.
– Док, – поправился работник гостиницы. – Мне, право, неловко, но…
– Говорите, не робейте, – поторопил его Холидей.
– В городе у вас еще остались враги. Если кто-то придет и спросит вас…
– Если придет Генри Уиггинс, отправьте его ко мне в номер или просто передайте, куда я ушел, – ответил Холидей. – То же с Томом Эдисоном и Недом Бантлайном. Если меня спросит кто-то иной, – продолжил дантист, показав золотой доллар, – вы обо мне даже не слышали.
– Да, сэр.
– А пока я думаю наведаться в ваш ресторан, проверить, действительно ли он все так же хорош, – сказал Холидей и бросил монету портье.
Пересек вестибюль, вошел в ресторан и, как ему показалось, увидел знакомое лицо. Лицо, правда, скрывалось за облаком сигарного дыма.
– Док? – произнес человек за столиком, когда Холидей подошел ближе. – Вы?
– Привет, Генри, – отозвался Холидей и протянул коммивояжеру руку.
– Что б мне лопнуть! – воскликнул Генри Уиггинс, жилистый человечек в дорогом костюме ручного пошива. – Вот уж не чаял снова вас здесь увидеть.
– А я думал, вы отправились продавать приборчики, оружие и роботов по всему фронтиру, – заметил в ответ Холидей.
– Я тут временно, – сказал Уиггинс, присаживаясь обратно за столик. – Я ведь не управляющий, я продавец. Просто ваши друзья попросили об услуге… – он умолк и пристально посмотрел на Холидея. – Черт возьми, как же приятно вас снова увидеть! Какими судьбами, Док? Как вас сюда занесло?
– Занесли меня сюда оба ваших работодателя.
– Так они здесь?
– Уверен, скоро вы с ними встретитесь. А пока – не против, если я помогу вам раздавить бутылку? – спросил Холидей и кивнул в сторону виски.
– Ради бога, – ответил Уиггинс, указав на инициалы «Г.У.» на ярлыке. – Это чтобы бармены знали: бутылка моя. Пить, как вы, я не умею: на одну такую бутылку уходит ночи три-четыре.
– Так вы же разбавляете виски едой! – заметил Холидей, наполняя себе стакан. – Ну, как идут дела с тех пор, как мы с Уайеттом покинули Тумстоун?
– Джонни Биэн – все та же мразь, так и не простил Уайетта за Джози. Джон Клам по-прежнему ратует за закон и порядок через свою газету. Ковбоев почти не осталось: кто мертв, кто ушел из банды. Серебряные шахты почти все истощились. Сказать по правде, тут становится скучновато. Правда, – шепотом добавил он, – с тоской и серостью, я думаю, этот городишко как-нибудь справится.
– Тоска – это еще не беда, – согласился Холидей.
– Жизнь вернется в город, если Фин Клэнтон или еще кто из старых знакомых узнают о вашем приезде.
– Лучше бы Фину Клэнтону не дергаться – дольше проживет. Он что, заново научился ходить? Я же прострелил ему колено.
– Не знаю, он безвылазно сидит на ранчо, – ответил Уиггинс. – Ума не приложу, чем он там занимается. Красть коней в Мексике и продавать их здесь уже невыгодно – теперь, когда самоходные экипажи Тома и Неда убили почти всякую нужду в живых конях.
– Фин вообще туго соображает, – сказал Холидей.
– Вы остановились тут, в «Америкэн»?
– Да. А вы где живете?
– В этом отеле для меня дороговато. Экономлю каждый цент, предпочитаю тратить деньги в «Тигрице».
– Первый раз слышу это название, – признался Холидей, осушив стакан и налив себе еще. – Это игорный дом или таверна?
– Ни то, ни другое, – с улыбкой ответил Уиггинс. – Так теперь называется бывший бордель Кейт.
– Да вы что!
Уиггинс кивнул.
– Металлические цыпочки никуда не делись, как и живые. Нынешний владелец оформил заведение по-своему: новые кровати, отличный виски и красные бархатные обои, как в лучших публичных домах Нового Орлеана.
– Знаете, – произнес Холидей, – давненько я в этот бордель не наведывался. Может, загляну туда вместе с вами.
– Да, и пока Кейт в Колорадо, опробуете наконец металлическую девочку, – ухмыльнулся Уиггинс.
– Вы прямо читаете мои мысли, – тоже ухмыльнулся Холидей.
– А, черт, Док, если хотите, можем прямо сейчас отправиться в «Тигрицу».
Холидей покачал головой.
– Сперва доешьте свой обед и дайте мне допить мой. Этот бордель простоял три года, так что часа за два он никуда не денется.
