– Захар Алексеевич!
– Скажи мне лучше, что говорят врачи?
– Что придется взять академический отпуск.
– Вот и прекрасно!
– А что ж тут прекрасного?
– Тебе после больницы положен санаторий или что-то в этом роде?
– Говорят, да. Но я умру там с тоски.
– Весь ты не умрешь! После санатория будешь помогать мне в лаборатории, заодно освоишь новое оборудование, сможешь понемножку проверять какие-то свои гипотезы.
– Захар Алексеевич!
У парня горели глаза, он выглядел совсем другим человеком, нежели полчаса назад.
– Неужели такое возможно?
– А почему нет?
– А у вас неприятностей не будет?
– У меня? С какой стати? Я возьму тебя на полставки лаборантом.
В этот момент в палату вошла Рита Метелёва.
– Захар Алексеевич, что вы с Илюшей сделали? – воскликнула она.
– Ничего особенного, просто обрисовал ему перспективы на ближайшее будущее.
– Захар Алексеевич, вы самый лучший человек из всех, кого я знаю.
– Да бросьте! Ладно, Илья, ты посмотри мои пометки, подумай, а я вскорости снова к тебе наведаюсь. Будь здоров, дорогой!
Они обменялись рукопожатием. Тверитинов ушел.
Боже, какая я все-таки дура, подумала Рита Метелёва.
Рита Ольшанская позвонила ровно в половине седьмого.
– Алло, Захар, спускайся, буду через три минуты.
И действительно, когда он вышел, ее красная «тойота» уже стояла у подъезда. Терпеть не могу дамочек на красных машинах, привычно подумал он. Рита в бежевом уютном пальто выглядела ослепительно. Захар даже на мгновение зажмурился.
– Выглядишь потрясающе.
– Знаешь, после тюрьмы и прокуратуры пришлось заехать в салон красоты, – улыбнулась она. – О, а ты побрился!
– Исключительно ради тебя.
– Я тронута. Итак, куда едем?
– Недалеко. Улица Гарибальди.
– Гарибальди? Что-то я такую не знаю.
– А ты без навигатора?
– Да он сломался.
– Ничего, доедем, – засмеялся он. – Дуй прямо по Ленинскому, а там я покажу. Как твои дела? Что за процесс?
– Тебе и вправду это интересно?
– Интересно, честное слово, интересно!
– Тогда слушай! Ко мне обратилась женщина, еще молодая, недурная собой, явилась вся в слезах и в соплях, дескать надо спасать невиновного, у него есть алиби, он сам ни за что не скажет, что провел у нее ночь, такой порядочный… Причем я чувствовала – она говорит правду. Я взялась за это дело. Познакомилась со своим подзащитным. Замечательный мужик, некто Степан Гурьев, военный хирург. Собрала о нем сведения, проделала большую работу. Пришла к выводу, что мужика подставили, тонко, умело, но при наличии такого алиби – его еще и соседка этой женщины видела, и его «шестерку» во дворе камера слежения зафиксировала. Короче, я была на сто процентов уверена, что его оправдают. И вдруг в суде на вопрос судьи, подтверждает ли эта тварь его алиби, она вдруг заявляет: нет, мол, не подтверждает. Это было как гром среди ясного неба! И сразу видно – врет! Краснеет, бледнеет, глаза прячет. Я к ней и так и эдак, но она стоит на своем. Несчастный хирург сидит как пыльным мешком прихлопнутый. Прокурор, зараза, смотрит на меня с таким торжеством. Короче, десять лет.
– Кошмар! Похоже, запугали ее…
– Или хорошо пробашляли.
Захара слегка покоробило, ему не нравились такие словечки в женских устах.
– Думаешь, она просто продала своего мужика со всеми потрохами? Зачем же она тебя нанимала?
– Видимо, был порыв. А потом предложили крутые бабки.
– Она что, очень бедная?
– Отнюдь, вполне упакованная. И что меня особенно взбесило, боженькой прикрывается.
– Сейчас это модно.
– Господь ей, видите ли, не велит… Врать боженька не велит. А сама врет в глаза… Знаешь, я после разговора с осужденным позвонила ей и спрашиваю: «Елизавета Амвросиевна, как вы могли…»
– Елизавета Амвросиевна? – ахнул Захар. – А фамилия?
– Полупанова.
– Так… Интересно… – потрясенно проговорил Захар.
– Ты что, знаешь ее? – насторожилась Рита.
– Как выясняется, совсем не знаю… Тьфу ты, мерзость какая! Никогда бы не подумал… И о боженьке сроду от нее не слыхал. Выходит, я совсем в женщинах не разбираюсь… Пять лет…
– Так, интересно… Это что, твоя женщина?
– Да вот, выходит, не только моя… Но это бы ладно, с кем не бывает, но… Вот скажи мне, а зачем нужно платить ей за вранье, не проще ли было бы ее просто… кокнуть?
Рита вдруг рассмеялась.
– Кокнуть? Ты как ребенок, Захар! Прости, но в этой ситуации слово «кокнуть» так забавно прозвучало. Но попробую ответить на твой вопрос. Если бы ее, как ты выражаешься, «кокнули», главную свидетельницу защиты, это могло бы вызвать ненужные подозрения, и кто знает, чем бы дело кончилось.
– А такая резкая смена показаний?
– Совсем другой коленкор! Честная богобоязненная женщина хотела, но не смогла соврать под присягой.
– Нет, я все-таки не верю, что тут дело просто в деньгах.
– Может, и не в деньгах… Может, ей пригрозили, что ее самое «кокнут»… Но я лично так не думаю… Скажи, Захар, а тебе что, безразлично, что твоя женщина спала с кем-то еще?
– Честно? Мне просто очень противно. А вот все остальное повергло меня в шок.
Как я мог не раскусить ее за пять лет? Осел, самый настоящий осел!
– Ты любил ее?
– Нет.
– Ты так быстро и так твердо ответил…
– Я никогда не врал ни себе, ни ей. Никогда. Поначалу нам было хорошо вместе, не стану скрывать… Потом это переросло в привычку, было удобно нам обоим. Кстати, мой дед ее сразу невзлюбил. Но сейчас с нею покончено. Бесповоротно!
– А если я, в интересах своего подзащитного, попрошу тебя с ней встретиться?
– Я не смогу.
Рита засмеялась.
– Я не имела в виду интимную встречу. Просто пригласи ее поужинать, а я «случайно» окажусь в этом ресторане…
– И это может тебе помочь?
– Не исключено. Ну пожалуйста, Захар!
– Хорошо, если есть хоть малейший шанс, его надо использовать.
– Спасибо!
… Настроение упало до нуля, а тут еще жуткая пробка на пересечении Ленинского и Ломоносовского проспектов… Да, он не любил Лизу, но никогда не сомневался в ее порядочности. И дело вовсе не в измене, они оба свободные люди, и у него за эти пять лет тоже случались эпизоды… Но предательство, да еще когда человека обвиняют в убийстве… Немыслимо! Предстоящая вечеринка у Армена показалась нестерпимой докукой, но рядом сидела Рита, ослепительно красивая, поборница справедливости, и, кажется, она все понимает…
