Я дала задний ход и снова выскочила на улицу. Стакан пальнул мне вслед. На этот раз пуля чиркнула по крылу моей родной «девяточки».
Двигаясь по узкой улице со скоростью восемьдесят километров в час, я заметила гаишника. Он уверенно вышел на дорогу и взмахнул жезлом. Ну конечно. Щас. Так я и остановилась. Он засвистел мне вслед. По его сигналу из-за поворота тут же выскочил милицейский «жигуленок» и оглушил округу сиреной. «Рафик» как раз чуть не вошел в торец. Я видела, как Валерка резко затормозил и дал задний ход. Развернувшись в проулке, он газанул что есть мочи и помчался в обратном от меня направлении. Милиционеры в машине, не разобравшись, кто есть кто, пустились за ним в погоню, совершенно не обратив внимания на свистки своего коллеги, пытавшегося намекнуть им на меня.
Я рассмеялась и свернула опять на главную улицу. Пусть Валерка теперь посоревнуется в скорости и умении водить машину с гаишником. А Стакан пусть постреляет, если захочет.
Я доехала до ближайшего телефонного аппарата и позвонила на работу Баранскому. Занято. Я вернулась к машине и прямиком направилась к нему.
Задунаевская студия находилась как раз недалеко, и я быстро добралась до места.
Когда я пересекла порог кабинета, Максим сидел за столом и вертел диск телефона. Завидев меня, он положил трубку и пошел навстречу.
— Танюша, ну наконец-то, — он обнял меня. От переизбытка чувств, наверное. — Я уже начал волноваться. Почему ты не позвонила?
— Если честно, я забыла, Максим. Закрутилась.
Я прошла в кабинет и уселась на краешек стола.
— Олег мне говорил о твоем звонке. Что это за странная история с эмиграцией?
— Я пошутила.
— Где ты была?
— На Украине. В Чернобыле.
— В Чернобыле? — изумился Максим. — Что ты там делала?
— Собирала маковую соломку.
Баранский нахмурился.
— Таня, в какую еще историю ты ввязалась?
— Ладно. — Я беспечно махнула рукой. — Не бери в голову. — И тут же переключилась на деловой разговор: — Есть новости?
— Насколько я знаю, они звонили вчера. Олег, по-моему, выторговал у них два дня.
— Ты выяснил, откуда звонят?
Он покачал головой.
— Хитрые сволочи. Вроде из автомата звонят. Но я не оставляю надежды.
— Это правильно, — кивнула я. — Надежда умирает последней. Где Задунаев?
— С утра был на месте. А что, сейчас нет?
— Я не заходила.
— Сходим к нему? — предложил Максим.
— Не хочу, — я закурила, — давай лучше здесь соберемся.
— Хорошо. Как скажешь. — За те несколько дней, что мы не виделись, Баранский не изменился. Все также сама предупредительность… — Я сейчас схожу за ним.
— Максим! — окликнула его я, когда он уже взялся за ручку двери. — Я воспользуюсь твоим телефоном?
Он бросил мимолетный взгляд на стол и сказал:
— Конечно.
Баранский вышел, а я осталась одна. Затягиваясь сигаретой, я вспоминала сегодняшний инцидент на вокзале. Мой нехитрый план сработал. Перестрелка у почтового вагона положила начало войне между тарасовской братвой и чернобыльской. Какое продолжение она будет иметь, пока трудно предугадать. Но ее концовка известна заранее. Канал, по которому текли наркотики к нам в город, будет перекрыт.
Перекрыт Крымовым. Думаю, я сделала полезное дело. Но нельзя останавливаться на достигнутом.
Я спрыгнула со столешницы, загасила окурок в барановской пепельнице и подсела к телефону. Рядом с аппаратом лежала раскрытая записная книжка Максима. Я отодвинула ее в сторону и положила на ее место другую, которую конфисковала у Мальца. Сняла трубку. Палец мой до диска не дошел, а замер в воздухе. Я, как завороженная смотрела на цифры крымовского телефона. Что-то взволновало меня. Я не могла объяснить что, но память упорно старалась выдать мне какую-то информацию. Так иногда бывает. Мозг бессознательно отмечает разные детали и фиксирует в памяти. Черт! Что же меня так насторожило?
Как я ни ломала голову, ничего путного в нее не пришло, и я решила оставить эту затею. Если информация важная, несомненно, будет и следующее напоминание.
Я набрала код Чернобыля и номер Крымова. Долго не соединяли. Наконец на том конце провода откликнулись. В трубке прозвучало резкое и краткое:
— Да!
По-моему, Овалов. Но я могла и ошибиться.
— Будьте добры, — как можно вежливее обратилась я, — позовите к телефону Бориса Евгеньевича.
— А кто его спрашивает?
Ну вот началось.
— Это из Тарасова беспокоят, — ответила я и добавила отважно: — Скажите от Самого.
В трубке воцарилась тишина. Спустя минуту я услышала голос Крымова.
— Крымов слушает, говорите.
— Борис Евгеньевич, это Татьяна.
— Какая Татьяна? — недовольно переспросил он.
— Вы меня не помните? — наивно поинтересовалась я. — Я была у вас в гостях позавчера вечером. Приезжала с ультиматумом от Карата.
— Ах, вот оно что, — голос его стал металлическим. — Почему же вы сказали, что звонят от Самого?
— Иначе бы пришлось долго упрашивать, чтобы с вами соединили.
— Чего вы хотите?
— Поведать вам кое-какую информацию.
— От Карата? — спросил он.
— Нет. От себя лично.
— Что такое? — По-моему, он заинтересовался.
— Сегодня утром на тарасовском вокзале убили ваших курьеров. Барса и Мальца, кажется.
После паузы он произнес:
— Не понял.
— Их перестреляли прямо на вокзале, — повторила я.
— Кто?
— А вы не догадываетесь?
— Карат?
Сообразительный.
— А кто же? Хотите знать, что произошло? Из-за чего возникла перестрелка?
— Да, конечно, — сухо откликнулся он.
— Люди Карата забрали мешки с товаром, а деньги отдавать не пожелали. В ответ на законные требования курьеров они просто-напросто расстреляли их в упор.
На том конце провода снова повисла пауза.
— Зачем вы сообщили мне об этом? Какой интерес преследуете?
— Карат сделал мне одну неприятность. Я хочу, чтобы вы мне помогли.
— Я помог вам?
— Ну да. Вы приезжаете сюда, я помогаю вам найти Карата и его людей, называю тех, кто непосредственно участвовал в казни ваших курьеров, а вы взамен оказываете мне малюсенькую услугу.
— Какого рода?
— Мне бы не хотелось говорить об этом по телефону. Когда вы приедете?
