– Какие вы все трусы! – прошипел он. – Проклинаю вас всех! Да, проклинаю, проклинаю всех ложных друзей и предателей, которых я возвысил и которые позволяют, чтобы какой-то низкорожденный священник так издевался над их повелителем и королем!
В зале висела испуганная тишина. Никто не отваживался произнести ни слова, ибо не знал, что ответить на это.
– Кто-нибудь наконец избавит меня от этого мятежного попа?! – прокричал Генрих, потом тяжело рухнул на свое место и опустил голову на руки, плечи его задрожали от рыданий, а люди вокруг беспомощно поглядывали друг на друга.
В одно мгновение Алиенора вскочила на ноги, обняла мужа, забыв все прежние решения и думая только о том, как умерить его боль. Желание утешить так захватило ее, что она, как и другие присутствующие на этом роковом пире, не заметила, как четыре доблестных рыцаря незаметно вышли из зала, их лица горели целеустремленностью, пальцы крепко сжимали рукояти мечей.
Тем вечером Генрих пришел к жене в постель – в первый раз почти за пять лет. Он пришел скорее за утешением, чем за сексом, хотя скорее умер бы, чем признался в этом. Алиенора, понимая, чту ему нужно, приветствовала его возвращение, и они снова прониклись нежностью, крепко обнимались, хотя сказать друг другу им было нечего. Странно – и неожиданно сладостно – снова держать Генри в объятиях. За эту сладость Алиенора готова была многое простить ему. Ее очень тронуло, что в момент кризиса Генрих в первую очередь обратился к ней. И вот, когда потребность в утешении перешла в потребность чего-то более чувственного и он повернулся к ней, как поворачивался в прежние времена, и вошел в нее, Алиенора почувствовала радость и такое прекрасное душевное спокойствие, что ей захотелось расплакаться.
Их соитие не стало взрывом страсти и пламени, как когда-то – то случалось давным-давно, и с тех пор они оба состарились, – но Алиенора получила необыкновенное наслаждение, а наступивший оргазм потряс ее силой чувства, наверное, потому, что она совсем забыла, как это бывает, с горечью подумала королева. Словно все накопленное желание пустых лет без любви было удовлетворено за один раз.
Когда волны наслаждения сошли, Алиенора замерла в объятиях мужа, думая, что за долгое время разделения ее раны залечились и на многое она теперь могла смотреть отстраненным взглядом. Она поняла, что старая пословица, согласно которой разлука смягчает сердца, здесь как нельзя более кстати. И чувственное соприкосновение двух тел под простынями навевало мысли о полном примирении. Есть Розамунда или нет Розамунды, если Генри хочет ее, то Алиенора готова вернуться.
Но когда наконец он заговорил с женой, то вовсе не о предполагаемом совместном будущем.
– Алиенора, кое-что беспокоит меня. Смотритель сообщил, что четыре моих рыцаря незадолго до нашего ухода покинули замок. Ему показалось странным, что они так поздно в рождественскую ночь направились в порт.
– А ты знаешь, кто они? – спросила Алиенора.
– Знаю. Это Уильям де Треси, который когда-то был советником Бекета. Реджинальд Фиц-Урс, Ричард де Брито и Гуго де Морвиль. Гуго неплохо поработал моим судьей на севере Англии. Насколько я понимаю, они уехали сразу же после… – Голос Генриха замер. Он не мог найти подходящих слов для того, чтобы описать свою вспышку гнева.
Алиенору охватила тревога. Она резко села:
– Нет-нет! Я надеюсь, они не восприняли твои слова буквально!
– Мои слова? – Генрих оперся на локоть.
– Ты не помнишь? Ты просил, чтобы кто-нибудь избавил тебя от Бекета! Ты назвал его мятежным попом.
Король выскочил из кровати и принялся одеваться.
– Я должен вернуть этих рыцарей! – воскликнул он и выбежал за дверь, даже не успев толком прикрыть наготу. Раздался его крик, зовущий стражу.
Но было уже слишком поздно. Четыре рыцаря давно вышли в море.
Следующие два дня Алиенора жила со страхом в сердце. Король был убежден, что его бесконтрольная вспышка вызовет катастрофические последствия, и жена разделяла его предчувствие, хотя и помалкивала об этом. Но слова говорила ему только успокаивающие.
– Милорд, ты послал за ними людей, так что относись к этому спокойнее. И уж конечно, ни одному человеку и в голову не придет совершить насилие в отношении архиепископа Кентерберийского.
– Они слышали, как я поносил его титул. – Генрих выглядел испуганным. – Возможно, они уверены, что его удаление положит конец этой нескончаемой сваре и в конечном счете послужит интересам Церкви.
– Не думаю, что они зайдут так далеко, – возразила Алиенора с большей уверенностью, чем чувствовала. – Может быть, они решили донести до Бекета несколько простых истин и напугать его так, чтобы он подчинился тебе. Думаю, и Папа должен тебя поддержать. Бекет не может победить. Теперь этому будет положен конец.
– Вот уж точно – положен конец. Это то, чего я боюсь, – пробормотал Генри. Дурные предчувствия омрачали его лицо.
Глава 42
Аржантан, 1171 год
Не в силах больше выносить это напряжение, король прекратил рождественские празднования, распустив гостей. Вместе с королевой они направились в Аржантан. Именно там его и нашел брат Питер, молодой монах из Англии. Он был весь в грязи и едва стоял на ногах после долгой дороги. Король и Алиенора в этот момент принимали Арнульфа, епископа Лезьё, и собирались поужинать в своем соларе.
– Ваше величество, – выдохнул монах, падая на колени от усталости. – Я привез страшную новость.
Генрих побелел, сжал кулаки. Епископ вскочил со своего места, оттолкнув назад стул.
– Какую? – резко спросила Алиенора.
– Миледи, архиепископ Бекет убит, заколот в собственном соборе во время вечерни.
Алиенора от ужаса, казалось, лишилась дара речи.
– Убит? – глупо повторила она. – Архиепископ Кентерберийский?
– Его жестоко зарубили мечами четыре королевских рыцаря, – с болью сказал брат Питер.
– Боже мой! – неожиданно взвыл Генрих, бия себя в грудь. – Томас. Мой Томас! Да простит меня Господь, это моя вина. Это я убил его. Сомнений нет. Можно считать, что я убил его собственными руками. – Слезы побежали по его лицу, рыдания сотрясли мощную грудь.
– Да отомстит за него Господь, – пробормотал епископ, крестясь. Он был поражен до глубины души. – Не случалось еще большего злодейства. Слыхано ли это, чтобы кто-то совершил подобное святотатство: убил архиепископа в доме Господнем.
Генрих повернул к нему трагическое лицо:
– Это было сделано для меня, по моему приказу. Я один виноват. Но Господь свидетель, я любил Томаса, несмотря на наши с ним ссоры. Я произнес те слова в гневе. И вовсе не хотел, чтобы их принимали буквально. Я любил его! – Генрих произносил эти слова в паузах между всхлипами и был слишком ошеломлен, чтобы добавить еще что-то. А епископ смотрел на него, не вполне понимая, о чем говорит король. Алиенора быстро подошла к мужу, собираясь утешить его, но король повернулся к ней спиной. – Нет… Я не достоин утешений! – горько прорыдал он. – Оставьте меня с моей страшной скорбью.
