А главное – во всех маленьких, больших, центральных и районных забегаловках, кафе, дорогих ресторанах всегда люди, шум голосов, потому что для них это не просто утоление голода, а событие: ежедневное, жизненно необходимое, но не проходное, не суетное. Таково там отношение к жизни, к каждому проживаемому дню.
И именно таким отношением к жизни объясняется, что в грузинской еде нет ни одной несущественной детали… Мацони я не могу назвать кефиром, язык не поворачивается. А мацони из молока буйволицы – просто изысканное блюдо… Всё, начиная с основ, то есть вода и хлеб, в Грузии совершенны.
Вы нигде не сможете попить такого лимонада, какой делают в Грузии. Если хотите вспомнить вкус детства – возьмите грушевый лимонад или «Тархун». В Кемерово в моём детстве не было вкусного «Дюшеса», и хорошего лимонада, и «Крем-соды», но они представлялись в детстве очень вкусными. А теперешние напитки кажутся пресными, и тянет побрюзжать, мол, какой был напиток «Буратино», а газированная вода из автомата по три копейки… А когда пьёшь грузинский лимонад из классической бутылки зелёного стекла, ты чувствуешь вкус детства, и десятки лет, притупившие чувствительность, отступают под натиском радостного детского вкуса. А ещё там много лимонадов «Лагидзе», вкус которых нам неведом, потому что у нас такого просто не было. Например, шоколадный или сливочный лимонад. Но пьёшь, и всё равно кажется, что это вкус твоего детства.
Почему именно в этой маленькой стране? Почему этим четырём миллионам человек досталась маленькая страна, в которой есть и горы, и долины, и море, и быстрые реки? Их немного, но народностей у них много. И у всех какие-то свои неповторимые дополнения к общему грузинскому столу. Хачапури по-аджарски в виде лодочки с яйцом, хачапури по-имеретински с сыром внутри, по-менгрельски как по-имеретински, только ещё с сыром сверху, ачма, которая даст фору лазанье из любого итальянского региона, хачапури с фасолью… а у сванов – хачапури с мясом.
И песни их таковы. Весёлые, смешливые и говорливые гурийцы поют сложные, многословные и многослойные, почти крикливые напевы. У имеретинцев печальное многоголосье может быть прервано гордым, громким монологом, который снова потонет в печали. А сванские песни вообще непостижимы, как и их таинственная, обособленная горная жизнь…
Как случилось такое многообразие, такое буйство красок на одном небольшом кусочке планеты? У меня нет объяснения. У грузин есть на этот счёт много мифов, но объяснений тоже нет. Случилось и случилось. Это чудо! Необъяснимое чудо, как и сама жизнь. Так они к жизни и относятся.
13 февраля
Люблю возвращаться в Калининград откуда угодно, даже из самых прибранных и аккуратных городов. Но на этот раз, вылетая утром из Тбилиси, я чувствовал грусть, чувствовал, что не хватило буквально одного дня… И в то же время понимал, что, будь у меня ещё один день – всё равно бы не хватило. Почему? Видимо потому, что я остро почувствовал то, о чём хочу сказать.
Я очень люблю Бельгию. Так случилось, что с этой маленькой страной связано много событий и первых зарубежных впечатлений моей жизни. Люблю и знаю Брюссель, хорошо знаю и Фландрию, и Валлонию. Бывал, жил и работал в разных городах. И даже довелось пожить и поработать на молочной ферме в Арденнах. Там есть друзья, любимые места, там я встречался с невероятной щедростью и гостеприимством. Но даже в начале девяностых, когда у нас царила неразбериха, а периодически и жуть, я не испытывал тоски, возвращаясь на Родину. Наоборот, хотел скорее домой, за работу, хотел к друзьям, хотел вернуться к воплощению своих больших и малых планов. Но на этот раз в Тбилиси, в аэропорту, я испытывал гнетущую грусть, с которой труднее всего бороться, хоть я и умею это делать…
Всё-таки Бельгия и вся остальная благополучная и не очень благополучная Европа, какой бы близкой она ни казалась сейчас (от моего дома до польской границы тридцать шесть километров), для людей моего поколения далека и отдельна. Во многих местах она нами уже исхожена, изъезжена, а кое-где даже изучена, но всё же отдельна. А Грузия нет.
И хоть я в Грузии бывал реже и меньше, чем во Франции или Германии… Грузия входит в чувственное понятие Родины. Грузия даже до того, как я в ней побывал, уже входила в территорию любви. Пушкин, Лермонтов, Грибоедов очень помогли. «Отец солдата», «Певчий дрозд», «Пастораль», три смешных грузина, которые рисовали разметку на дороге, «Мимино», мадмуазель Пастик в исполнении Софико Чиаурели, красавец пастух в исполнении совсем не грузина Зельдина, влюблённый в свинарку, на чьём месте наверняка хотели быть наши бабушки, Бенжамен Глонти из «Не горюй!», юная красавица из «Небесных ласточек», Абдулла из «Белого солнца пустыни», сержант Кантария, Багратион, Дато Туташхиа (помню, с каким трудом я старался запомнить фамилию замечательного грузинского актёра Отара МигвинитухуцЕси), граф Калиостро с огромными грузинскими глазами (дублированный армянином Джигарханяном) и ещё целая вереница знакомых лиц и имён, вплетённая в нашу жизнь с самого детства, где бы мы ни жили – на Камчатке, в Крыму, Мурманске или Караганде. Никакому итальянцу, американцу или японцу всё мной перечисленное ничего не скажет. Это наше. Не грузинское, не российское, не советское – наше.
Как же Тбилиси расцвёл за те полтора года, пока меня там не было! Мы прилетели днём, а когда опустилась зимняя, быстрая темнота, город вспыхнул огнями, какими прежде не был освещён. Я увидел это зрелище и на некоторое время потерял дар речи. Мой друг Дато, который смотрел на меня, очевидно, испытывая гордость, сказал: «Просто пригласили французов, которые в этом свете понимают, вот они и осветили наши старые балконы. Весь город осветили». Ночью мы ездили по городу. Я видел отреставрированные здания театров, причём не только фасады – было видно по афишам, что театры ожили. Над Курой повис пешеходный мост. И хоть он сильно изменил привычную картину старого города своими фантастическими формами и живой подсветкой, он прекрасен и похож на какое-то лёгкое, фантастическое существо, которое вот-вот улетит. И ещё этот мост, конечно, напоминает о том, что мы в двадцать первом веке, в то время как недостроенные башни «Москвы-Сити» уже архаичны и выглядят как нелепая претензия и памятник глупым амбициям в сочетании с неуёмным воровством.
В Тбилиси есть ощущение рывка. И хоть Авлабар и спальные районы по-прежнему неухожены, в городе чувствуется проявление воли. Причём воли довольно молодых людей. Я познакомился с мэром Тбилиси. Молодой, высокий, очень симпатичный человек. Говорят, грубоватый. Но даже старики признают его явные достижения.
Поразительно! Мой друг Дато руководит тбилисским оперным театром. Он моложе меня, а руководит театром, в котором происходят события фильма «Жил певчий дрозд», а я его видел тринадцатилетним мальчиком. Он руководит масштабнейшей реконструкцией театра и при этом репетирует первую оперу Моцарта, написанную им в четырнадцать лет. Репетирует с китайскими, американскими, грузинскими певцами и итальянским дирижёром. У него множество планов, разрывается телефон, он отвечает на звонки то по-грузински, то по-английски, то по-итальянски, вот только по-русски практически некому ответить…
