– Нет, – коротко ответила я.
– Я тебе с самого начала говорил, я тебя предупреждал, что этим людям доверять нельзя. Ты делала все по их указке, и вот к чему пришла.
Он обнял меня и крепко прижал к себе. И весь вечер старался меня подбодрить, придумывал, как сделать мне рекламу. Повторял, что верит в меня, поддерживает и всегда будет поддерживать, говорил, что однажды я стану знаменитостью в наших краях.
Вечером мы собрались в гости. Нас пригласили на ужин друзья. В ожидании Пьера я готовилась. Впрочем, готовилась – чересчур громко сказано: просто поменяла ставшие привычными конверсы на лодочки, с позорно низкими, на взгляд Марты, каблуками. Пьер заехал за мной и по дороге высказал свое удивление:
– Я думал, ты воспользуешься случаем и наденешь одно из твоих чудесных платьев.
– Это всего лишь ужин с друзьями. Зачем мне наряжаться?
Я вздохнула и стала смотреть в окно. Правда, ничего не было видно, сплошная тьма.
– Дорогая моя…
Я подняла руку, заставляя его замолчать.
– Я тебя сто раз просила, не называй меня так, пожалуйста.
– Почему?
“Потому что так меня называет – нет, называла – Марта”.
– Я уже объясняла, ты говоришь, словно твой отец.
– Любимая, так пойдет?
Я посмотрела на него и улыбнулась, чувствуя, что улыбка получилась грустной и разочарованной.
– Ты сама на себя не похожа.
Мы припарковались у входа. Он погладил меня по щеке:
– Я всегда волнуюсь, когда ты такая грустная.
– Все в порядке, не обращай внимание.
– Забудь обо всем, пожалуйста. Верни свою улыбку. Нельзя, чтобы эта женщина тебя сломала. Ты можешь существовать и без нее – у тебя есть талант, он был еще до того, как ты ее встретила. Да, она помогла тебе, но ты способна шить и без нее. А твоя жизнь здесь, со мной.
– Я постараюсь.
Вечер был очень приятным, но я ощущала себя статисткой на чужом празднике. Мы возвращались домой в молчании. Беспокойство Пьера было почти осязаемым. Как и зарождающееся раздражение.
Назавтра я решила, что пора взять себя в руки. Пьер не заслуживает той жизни, которую я ему устроила после возвращения. Я дома, потому что хотела этого, хотела жить с ним и спасти наш брак. Я сделала осознанный, разумный выбор. Но при этом я стояла на месте, не предпринимала никаких усилий – в отличие от него, который старался (возможно, даже излишне старался) измениться. Хуже того, я сдавала прежние позиции. Теперь я была в еще более жалком состоянии, чем во времена банка. Мой долг сегодня – показать Пьеру, что я счастлива с ним, что мне хорошо дома и я готова сражаться за нашу семью. Я подвела жирную окончательную черту под своей парижской авантюрой. В ближайшее время объявлю, что прекращаю пить таблетки. Дальше отступать нельзя.
За утро я сумела сшить себе красивое черное платье. Вдохновение вернулось – так же мгновенно, как покинуло меня. Второй шаг – кухня. Я устроила блицналет на мясную лавку, кондитерскую и овощной магазин и приготовила карпаччо из говядины, его любимое блюдо. Потом я закрылась в ванной. Полная программа: эпиляция, пилинг, маска для лица. Для мужа я превращу себя в роковую женщину. Я надела подаренное Мартой красивое белье, включая пояс и чулки. Только что законченное платье тоже меня удовлетворило: то, что надо, – строгое, сдержанное, элегантное. Когда я взяла в руки лодочки на высоких шпильках, у меня сжалось сердце. Но я убедила себя в том, что не предаю Габриэля. У меня своя жизнь. У него – своя. И последний штрих: я накрыла стол, выбрав посуду, подаренную нам к свадьбе, зажгла свечи, перелила вино в графин, чтобы отстоялось. Осталось дождаться Пьера.
Я услышала, как его машина остановилась перед домом, и поспешила включить музыкальный центр, поставила новый альбом Ланы Дель Рей. В последние дни я непрерывно слушала Summertimes Sadness. Прошло пять минут, Пьер не появился. Я подошла к двери кухни, выходившей в сад. В полутьме я различила его силуэт: он разговаривал по телефону. Всей душой я молила, чтобы это не был звонок из клиники. Только не срочный вызов! Ведь тогда все мои планы рухнут. Хватит ли у меня сил повторить попытку? Верилось с трудом. В глубине души я подозревала, что сегодняшний вечер – мой последний шанс. Нужно было понять, правильный ли выбор я сделала, решить, на своем ли я месте… вот в чем мне предстояло убедиться. Я осторожно приблизилась и услышала голос мужа:
– Конечно, я по тебе скучаю… Я сам виноват… Нужно было прекратить все в самом начале, год назад… не заставлять тебя ждать… я не смог…
Я что-то не так поняла. Да, наверняка. С кем он говорит? О чем?
– Конечно, нам было хорошо…. Нет… я никогда не обещал тебе, что уйду от Ирис…
Я зажала рот рукой. Кровь отхлынула от лица. Земля поплыла под ногами.
– Выбрось все вещи, которые я у тебя оставил… Не представляю, как смогу их забрать… Нет, лучше нам не видеться… Будет очень уж тяжело… Все, больше не могу говорить… Я тоже тебя люблю… Но это ничего не меняет…
Почему я не заткнула уши? Лучше бы мне не слышать весь этот ужас. Слова, которые он мне больше не говорил и которые я запрещала себе даже мысленно произносить, думая о Габриэле. Пятясь, я вернулась в дом. Дыхание перехватило, и мне пришлось прислониться к двери. Потом я вернулась на кухню, держась за стенку, и мой крестный путь закончился возле кухонного стола. Вихрем налетела ужасная мигрень: мне казалось, будто по черепу дубасит паровой молот. Я уставилась в пустоту, ничего не видя, ловила ртом воздух, но ярость мешала дышать.
– Любимая, прости, звонили из клиники.
Он обнял меня сзади, сомкнул руки на моем животе. Я с подозрением рассматривала их. Сколько раз эти руки прикасались к телу другой женщины? И при этом он хотел сделать мне ребенка? Все последние месяцы, целый год я считала, что мой враг – клиника. Оказывается, им была любовница, враг не бездушный, а из плоти и крови. Всякий раз, когда я выпрашивала крохи его внимания, он унижал меня, заставлял чувствовать себя идиоткой, устраивающей сцены на пустом месте. А сам безмятежно трахался на стороне, тогда как я изо всех сил боролась со своими чувствами к Габриэлю, стараясь не свернуть с прямого пути, сохранить верность мужу. Он поцеловал меня в шею. К горлу подкатила тошнота.
– Все в порядке? – спросил он.
Я покивала, боясь, что, заговорив, не смогу остановиться.
– Ты сегодня красивая. Какой-то особый случай?
– Да, – сумела я выдавить.
Я повторяла себе, что должна держать удар, что нужно разыгрывать спектакль еще несколько минут. Чтобы увидеть, до чего он способен дойти. Я отодвинулась, избегая его взгляда:
– Пойдем к столу?
– С удовольствием, – ответил он, широко улыбаясь.
Я не ела. Я не пила. Я смотрела на него в упор. Сколько времени должно пройти, пока он не поймет, что что-то пошло не так? Судя по энтузиазму, с которым он орудовал вилкой, мое карпаччо он оценил. Что ж, правильно делает, что налегает, больше ему не доведется попробовать его. В конце концов он поднял голову от тарелки:
